Лариса Шкатула - Пани колдунья

Вот, пожалуй, ещё одна причина его раздражения княжной: в её присутствии он говорил почему-то не то, что хотел, и действовал не так, как ему было свойственно...

- Какой вы, граф, отчаянный! - продолжала восхищаться Аня. - Это ж надо, сам к волкам в пасть отправился! Они же могли вас растерзать!

- Наверное, граф не с голыми руками поехал, ружьишко взял, немецкое, пристрелянное...

Именно потому Галицкий и выбрал целью своих матримониальных планов Анну, а не Елизавету! Астахова-то молодая чересчур независимая. Нет ничего в ней женского, слабого, тонкого. Даже восхищения его доблестью. Все норовит своей холодностью испортить. Ее не столько интересовало то, какой опасности он подвергался, сколько волки, которых он ждал. А ведь могла бы хоть из женского кокетства повосхищаться. Ей - никакого труда, а ему приятно...

Хуже всего то, что волки поросенком не соблазнились, хотя Роман в поле их следы видел. И на поросячий визг не явились.

Получилось, граф зря проездил. Вроде и похвалиться нечем, но в глазах Аннушки он прочел такое восхищение его храбростью, такую гордость, что посчитал за лучшее на вопрос Лизы и вовсе не обращать внимания. До чего зловредная барышня! Ехидство сквозит в каждом её слове!

Впрочем, до срока ссориться с нею не стоило, потому что юная княжна имела на его будущую жену довольно сильное влияние.

Галицкий ещё некоторое время покатал подружек по полю, полихачил, слишком круто забирая на поворотах. Все хотел добиться вскрика или визга от заносчивой княжны. Но если кто и визжал, пугался, молил о пощаде, так только Аннушка. У Лизы, кажется, и губы не дрогнули. То есть дрогнули, но в смехе, а не в испуге. Крепкий орешек!

Пришлось ему возвращаться в город с некоторым сожалением в душе. Как в тот день, когда тщетно ждал в засаде волков, заставляя снова и снова визжать бедного поросенка.

Остановил санки Галицкий у кондитерской Либермана, решил ещё раз испытать девушек. На этот раз сладким. Он уже знал, как Аннушка борется со своей любовью к пирожным, и почему-то был уверен, что его невеста так ведет себя, глядя на Елизавету. Та тоже наверняка себя ограничивает, но лишь менее заметно.

Здесь ему опять пришлось удивляться, потому что юная Астахова уминала пирожные за обе щеки, ничуть не заботясь об их количестве. Он подметил завистливый взгляд Аннушки и подумал, что у княжны есть свои секреты, как не толстеть, и ими она попросту не хочет делиться с подругой.

А ведь несмотря на все ухищрения, Аня Гончарова была этакой пышечкой, грозившей со временем приобрести фигуру весьма внушительных размеров, в то время как Лиза была стройной, не имея, как говорят англичане, ни одной лишней унции жира.

Вообще-то, насколько знал Галицкий, большинству мужчин нравились именно пышечки. Если они и пели гимны худобе и граничащему с костлявостью изяществу, то лишь в угоду красоткам, которые следовали английской моде.

Но вот в чем беда: первой женщиной Романа Сергеевича была именно англичанка. Изящная, не по-русски худощавая, она не только научила юного графа обращению с женщинами, но и на будущее определила ему идеал женской фигуры, которому полностью соответствовала княжна Астахова...

- Лизок из Венеции вернулась, - заговорила Аннушка, наверное, для того, чтобы хоть таким манером пореже брать из вазочки очередное пирожное, - ей там не понравилось.

- Не понравилась Венеция? - удивился Галицкий.

- Я такого не говорила, - Лиза стряхнула кружевным платочком сахарную пудру с красивых губ и взяла с вазочки следующее пирожное.

- Но ты сказала, что это печальный город.

- Печальный, - кивнула та с набитым ртом, ничуть не озабочиваясь правилами этикета. - Может, нам с папенькой не повезло и мы застали город-легенду не в лучшее время, но я себе представляла все намного романтичнее. Гондолы узкие, входить в них надо, пардон, задом. На улицах, как и в гондоле, не развернешься. Нет, конечно, дело не в этом. Просто я подумала, что отдельному человеку не всегда бывает хорошо там, где хорошо многим. Венеция не то что мне не понравилась... она по-своему хороша, но я подумала: как хотите, а мне наш Петербург милее...

- Не находите, княжна, что у вас по пословице получается: каждый кулик свое болото хвалит.

- Ежели кому хочется называть Петербург болотом - вольному воля. Коли историю вспомнить, так город наш и так на месте прежних болот стоит. А только я как есть квасной патриот и ничуточки этого не стыжусь. Может, судьба мне на болоте жить.