Роковая ночь

— О юноша, помнишь ли ты, чем завершилось вчерашнее испытание? Ты загадал царевне Турандохт загадку и обещал освободить ее, если она правильно отгадает ответ.

— Да, — подтвердил Халаф, — все было именно так.

— А вы помните ли, великая царевна, какую клятву дали вчера этому юноше?

За Турандохт ответил император, со вчерашнего дня хранивший уверенность в том, что тайна молодого человека непроницаема:

— Дочь моя, вам отвели столько времени, сколько вы сами просили. Но, если бы вы раздумывали над вашим ответом целый год, вы все равно в конце концов вынуждены были бы признать, что отгадать имя этого человека не в ваших силах! Согласитесь же стать женой этого юноши и оставьте ваши притязания.

— Государь, — сказала ему царевна, — вчера я, к стыду своему, проиграла. Но сегодня я, пожалуй, одержу верх! Пусть этот царевич повторит свой вопрос.

— Я спросил вас, «кто перенес тысячу невзгод и жил подаянием, а теперь удостоился величайшего счастья?» — и вы обещали назвать мне имя того человека.

— Имя этого человека — Халаф, — отвечала царевна, — и это — вы.

Алтан-хан побледнел, а Халаф, услышав свое имя, упал в обморок. Все присутствовавшие заволновались. Юношу привели в чувство, и он обратился к царевне:

— О прекрасная госпожа, вы ошибаетесь! Халаф, сын Тимурташа, вовсе не счастлив сейчас. Скорее напротив, его сердце переполняет печаль!

— Вы правы, — ответила ему Турандохт, — сейчас у вас нет причин для веселья. Но вы были веселы в тот момент, когда задавали мне ваш вопрос! Так что не пытайтесь увильнуть с помощью всяких шуток, а признайте себя побежденным по чести. Вы потеряли всякое право на меня. Но чтобы не мучить вас дольше, торжественно объявляю перед всем почтенным собранием: я переменила свое намерение и теперь более расположена к вам. Ради сердечной склонности моего отца и ради ваших собственных достоинств я отказываюсь от предоставленной мне свободы. Я согласна стать вашей женой!

Мандарины и ученые старцы единодушно одобрили решение Турандохт. Обрадованный Алтан-хан обнял ее и воскликнул:

— Дитя мое, ты не могла сделать мне лучшего подарка! Твоя гордость и пренебрежение к женихам лишили меня всякой надежды на продолжение нашего рода. Как же я счастлив! Быть может, мне еще посчастливится увидеть внуков, и родной мне по крови царевич наследует это государство. Наконец-то ненависть в твоем сердце уступила место любви — и больше всего меня радует то, что твоим избранником стал юноша, которого я успел полюбить, как сына, и который мне стал всех дороже. Но каким волшебством тебе удалось открыть имя этого молодого героя?

— Здесь волшебство ни при чем, о отец! — сказала она. — Я узнала его случайно, естественным образом: одна из моих невольниц этой ночью ходила к нему и сумела выведать его имя.

— О чарующая взоры царевна! — сказал ей Халаф. — Ты возрождаешь меня из праха, ты вызволяешь меня из бездны отчаяния на самые вершины славы и счастья! Прости мои несправедливые подозрения, ибо я не знал, какое блаженство мне уготовано! Я жажду вымолить прощение у твоих ног.

Но здесь влюбленный юноша вынужден был замолчать, ибо одна из невольниц, все время стоявшая за спиной царевны, выступила вперед и привлекла к себе внимание всех собравшихся. Она прошла на середину зала, и все умолкли. Когда она откинула с лица покрывало, Халаф узнал свою вчерашнюю собеседницу. Ее остановившийся взгляд и мертвенная бледность выдавали какое-то ужасное намерение. Обращаясь к Турандохт, она сказала:

— Я ходила к нему вовсе не для того, чтобы выручить тебя. Я все приготовила для настоящего побега! Я хотела отбить у тебя возлюбленного и бежать с ним, чтобы обрести свободу за пределами вашей страны. Но этот неблагодарный юноша отказался бежать. Я наговорила о тебе всяких ужасов и изобразила тебя самой жестокой в мире царевной; более того, я солгала ему, что сегодня его должны убить по твоему приказу. Отвергнутая, я вернулась к тебе, полная гнева и ревности, и тогда сообщила тебе его имя, чтобы сделать ваш союз невозможным. Он выболтал мне, что его зовут Халаф, и я надеялась, что эта выданная в порыве чувств тайна даст тебе повод оттолкнуть его, — но я и тут просчиталась! Что же, мне остается лишь одно. — И с этими словами она выхватила спрятанный под платьем кинжал и вонзила его в свою грудь.

Все замерли, точно пораженные громом. Турандохт сбежала с трона в надежде спасти ее жизнь; Алтан-хан также проявил живое в этом участие. Думали, что она не смогла попасть в сердце. Но, прежде чем они успели что-либо сделать, она вторично нанесла себе рану кинжалом, и тогда царевна заплакала: