Роковая ночь

— О прекрасная повелительница, — сказал ей Халаф, — я уже слышал об этом тысячу раз! Я знаю и помню условия, поторопись же с вопросами — и я попытаюсь ответить на них.

— Ну хорошо же! — ответила Турандохт, — слушай: что не имеет подобных со дня сотворения мира, радует всех и может быть найдено в каждом царстве?

— Друг мира, не имеющий равных, пребывающий всюду, о котором ты говоришь, — солнце, — ответил Халаф.

— Правильно! — воскликнули мудрецы.

— А кого можно назвать матерью, рождающей детей и поглощающей их, когда они войдут в силу?

— Море, — ответил Халаф, — ибо реки берут в нем свое начало и впадают в него.

Турандохт, видя, что Халаф не сдается и отвечает ей правильно, спросила еще:

— А что ты уподобишь дереву с множеством листьев, каждый из которых сверху бел, с изнанки черен? — и она откинула с лица покрывало, чтобы сильнее смутить его.

От неловкости, что все видят ее, она покраснела, и румянец украсил ее еще больше. От волшебства такой красоты отважный юноша потерял дар речи и стал недвижим. Все собрание перепуталось — думали, что на третий вопрос ему не ответить, и Алтан-хан уже счел Халафа погибшим. Но тот все же оправился и, придя в себя, сказал:

— О царевна, чарующая всех своим видом! Я приношу свои извинения за это неожиданное замешательство. От созерцания твоих небесных черт мои мысли спутались, и я забыл твой вопрос. Повтори мне его, ибо твое лицо заставляет забыть обо всем!

— У какого дерева листья черны с одной стороны и белы с другой? — сказала Турандохт.

— Такому дереву подобен год, — ответил Халаф, — чьи дни опадают, как листья, белые с одной стороны: с утра до вечера, и черные с другой: с вечера до утра.

И этот ответ одобрили мудрецы и государственные мужи, собравшиеся в зале. Глубокий ум Халафа их восхитил, и они шумно выражали свое одобрение; Алтан-хан же обернулся к царевне и сказал ей:

— Ну, не довольно ли, дочка? Признай же, что ты проиграла! Теперь тебе остается лишь сдаться и выйти замуж за победителя. Итак, ты объявляешь ему свое согласие?

Царевна опустила свое покрывало, чтобы скрыть слезы, покатившиеся по щекам. Она страдала от унижения.

— Но у меня есть еще вопросы, — возразила она, — и я могла бы задать их ему завтра! Пусть и на них ответит! Вот тогда я признаю, что он выиграл состязание!

— Э нет, — сказал император, — если тебе это позволить, так не будет конца! Неужели ты можешь придумать еще что-нибудь? Ну говори! Скажи мне, о чем ты хочешь его спросить?

Турандохт призналась, что и сама не знает.

— Но завтра, завтра я опять испытаю его догадливость! Позвольте, отец! Я удалюсь и придумаю до утра еще что-нибудь. Мне стыдно терпеть поражение, я не хочу замуж!

— Ничего я тебе не позволю! — закричал император. — Довольно! Ты играешь жизнями этих юношей, кровь для тебя забава! Твоя мать умерла от горя, и я столько времени был на краю отчаяния из-за твоего безумного своеволия — но теперь я благодарю всех духов, которые воздействуют на нашу судьбу, и всех святых, пребывающих в небесах, и солнце с луною, которым было угодно принять мои жертвы! Если этот царевич ответил тебе на все вопросы — я обращаюсь к собравшимся: справедливо ли будет отдать тебя ему?

За всех присутствующих ответил старший распорядитель:

— На этот раз не вам исполнять обязательства, взятые по договору. Ваш указ ясно гласит, что в данном случае дело стоит за царевной: побежденному — казнь, победителю — свадьба! Она должна стать его женой, или духи, наблюдающие за исполнением клятв, накажут ее за вероломство.

Пока он так говорил, Турандохт хранила молчание. Халаф видел, что слезы ее льются ручьем; она опустила голову на колени и сидела так, не двигаясь с места. Он приблизился к трону Алтан-хана и простерся перед ним.

— Владыка! — обратился он к императору. — Могу ли я попросить вас об одной милости? Взгляните: хоть мне и посчастливилось ответить на вопросы, заданные царевной, я вижу, что ей скорее пришлось бы по вкусу казнить меня. Я, пожалуй, отказался бы от своего права жениться на ней. Но пусть и она выполнит мое условие: я задам ей единственный вопрос, и если царевна ответит на него правильно — она будет свободна!

Такое предложение удивило и Алтан-хана, и мандаринов. «Чем он надумал удивить нашу премудрую Турандохт?» — думал каждый. Но император, поразмыслив недолго, согласился.

— Однако я больше не связан клятвой, — объявил он, — и пусть все знают, что отныне мой указ утратил силу, ибо нашелся человек, который разгадал три загадки. Как бы ни обернулось дело, я кладу конец казням!