Роковая ночь

— Отговорить его невозможно. Но осмелюсь высказать вашему величеству уверенность в том, что если кто-либо вообще способен разрешить загадки вашей дочери, то это — юноша, с которым я только что говорил.

— Вы — мудрый человек, — воскликнул в ответ император, — и как я рад услышать из ваших уст похвалу этому царевичу! Значит, вы считаете его достаточно образованным и сообразительным?

И Алхан-хан дал Господу обет ради спасения Халафа и приказал принести в храмах жертвы и молиться об удачном исходе его замысла. Он назначил также торжественные богослужения и выставил угощение горожанам, дабы все приняли участие в его бдении. Потом он послал своего чиновника — и родственника — в тот дом, где остановился Халаф, и велел передать молодому человеку, что наутро он может приходить прямо в зал заседаний: мандарины и ученые уже получили предписание явиться туда для свидетельства перед царевной.

Несмотря на твердость своих намерений, Халаф в ту ночь едва сомкнул веки. Он все еще надеялся на успех своего выступления, но мысль о родителях не давала ему покоя. «Что станет с ними, если я не вернусь?» — спрашивал он себя в сильном волнении. Он еще был погружен в свои размышления, когда прозвучал сигнал, зовущий всех участников словесного состязания во дворец. Халаф обратился душой к пророку Мухаммеду и вопросил:

— О великий Пророк! Ты видишь мое нынешнее положение, вдохнови же меня и подскажи мне, что делать? Идти ли мне в зал заседаний, где ждут мудрецы, или прямо к самому Алтан-хану, чтобы рассказать ему о сомнениях, которые пугают меня?

И тут страх его рассеялся. Халаф поднялся, надел кафтан и плащ красного шелка, расшитые золотыми цветами туфли и чулки из голубого шелка — всю эту одежду подарил ему император — и встретил шестерых мандаринов в длинных малиновых одеяниях, которые явились к нему, чтобы проводить во дворец.

Вместе с ними Халаф направился ко двору Алтан-хана, миновал вооруженных стражников, стоявших по обе стороны от входа, и прошел в залы. В первом из них находились певцы и музыканты, исполнявшие удивительные напевы. Оттуда Халаф и сопровождавшие его мандарины двинулись в зал заседаний, где уже собрались все, кто должен был присутствовать при состязании. По одну сторону сидели знатные мандарины, по другую — ученые и наставники императорской школы и старший распорядитель. Над теми и другими были натянуты навесы разных цветов. Посреди зала стояли два трона из чистого золота, предназначенные для китайского императора и его дочери. Знатные мужи и ученые почтительно приветствовали Халафа. Когда первые лучи солнца показались над горизонтом, к дверям, ведущим во внутренние покои дворца, подошли два евнуха и отдернули занавеси, скрывавшие вход, тогда на порог зала вступили Алтан-хан с дочерью. Турандохт была в платье, затканном золотой нитью, и на голове ее было златотканое покрывало; вместе с отцом она поднялась по пяти серебряным ступенькам, которые вели к тронам, и села. Две молодые красавицы встали у тронов: одна рядом с Турандохт, другая — рядом с Алтан-ханом; в руках они держали бумагу и перья. В знак почтения к Алтан-хану они прикрыли глаза, и Халаф заметил, что в ушах у каждой были крупные жемчужины. У царевны был самый величественный вид, и юноша смотрел на нее с восхищением.

Император разрешил мандаринам сесть на свои места. Тогда один из вельмож преклонил колена и громко прочел запись, сделанную несколько дней назад и содержавшую формальное предложение Халафа, просившего руки Турандохт. Затем он поднялся и предложил юноше почтить государя поклоном, что тот и сделал с удивительной грацией. Алтан-хан улыбнулся. Затем с места поднялся старший распорядитель и во всеуслышание зачитал злосчастный указ, после чего обратился к юноше:

— Вы слышали, господин, каковы условия сватовства? Иных закон не предусматривает. Если вас смущает связанная с состязанием опасность и вы хотите отказаться от своего намерения, вы вправе сделать это сейчас.

— Нет-нет, — ответил Халаф, — отказывающийся слишком много теряет! Награда победителю бесценна, и не стоит малодушно выходить из игры!

Император счел, что настало время перейти к делу.

— Дочь моя, — обратился он к Турандохт, — можешь теперь загадать ему свои три загадки, и, может быть, все, что свято, все добрые духи, которым мы вчера принесли жертвы, помогут этому царевичу найти правильные ответы.

— Призываю в свидетели нашего великого пророка Якмауни, — сказала царевна, — что мои условия — не шутка! На моих глазах были казнены многие искатели брака. Знай же, дерзкий юноша: если и ты не минуешь погибели — вини в этом только себя!