Игорь Хорр - Праведник

— Ничего? — удивился Вадим Никитович. — Так уж и ничего? Ничего?

— Знаешь, Вадим, я хотел спросить у тебя… — вдруг запинаясь, начал писатель.

— Что? — перебил Прыгунов. — Что? Ну спрашивай, договаривай. Впрочем, не говори, я сам скажу. Я знаю, о чем ты хочешь спросить меня. Ты хочешь знать, что произошло тогда, в ту ночь между ней и мной! Между тем прелестным созданием и мною, старым вонючим козлом! Это ты хочешь знать? Что я сказал ей тогда? Что я сделал, что она побежала на улицу сломя голову?

— О чем ты говоришь, Вадим? Я не понимаю, о чем ты говоришь.

— Все ты понимаешь! И я отвечу тебе. Я ни в чем не виноват! Ни в чем! И я не сделал ей ничего плохого. Я только предложил ей поехать со мной. Да, я был пьян! Я груб и не склонен выбирать выражения. Но я ничем не хотел оскорбить ее. Ничем! Я не знаю, почему она побежала. Я ни в чем не виноват! — Рыдания уже слышались в последних словах Прыгунова.

— Я ни в чем не обвиняю тебя. Я не знаю, зачем ты говоришь мне все это.

— Ты не знаешь? Не знаешь! Где уж тебе знать! Ты — психолог, писатель, знаток человеческих душ. Где уж тебе понимать это. У тебя все хорошо. У тебя все — семья, дети, работа, слава. У тебя жизнь сложилась. Тебе легко быть добреньким. А мне плохо, понял, плохо! Я один как перст! И жизнь моя вся кубарем, да, под горку! Мне ведь тоже всегда хотелось быть этаким праведником, этакой невинной овцой, этаким дядей благородным вроде князька Мышкина. Да трудно! Не получается. Невозможно почти! Не имею природных данных. Ты сам вспомни — князь Мышкин-то был слаб и немощен. Он был болен. У него небось и похоть, и все другие такие желания отсутствовали. Может, он и вовсе был импотент? А я устроен по-другому! Я мужик, зверь! Я женщин люблю! Естественная, так сказать, физиологическая потребность! Я если два дня не выпью, мне волком выть хочется! Тебе непонятно? А ведь три четверти мужиков наших — такие же, как я! Пьяницы и сладострастники! Да что там — три четверти!.. Осудить меня хочешь? Давай, осуждай! А как же тогда заповедь? Не судите, да не судимы будете? Каким судом судите, таким и вас осудят? А думаешь, ты чистенький, да? Таким себя считаешь? А ведь еще неизвестно, что было бы с тобой, если!.. А! — Прыгунов махнул рукой и, едва сдерживая рыдания, прокричал: — Ты ведь еще не знаешь всего! Ты ведь не знаешь всего!

— Перестань, Вадим! — в волнении закричал писатель.

Прыгунов замолчал.

Алексей Борисович тоже подошел к окну и положил руку на плечо старому другу.

— Перестань, Вадим, — тихо повторил он. — Перестань. У меня и в мыслях не было осуждать тебя за что-либо. Что произошло, то произошло, и этого уже не исправить…

Прыгунов мучительно вздохнул и тут же передернул плечом, желая избавиться от руки писателя.

— Не надо жалеть меня, человек Божий. Я не достоин жалости. Я сорвался, прости… Знаешь, это чувство вины. Последнее время оно преследует меня. Мне кажется, что я виноват в ее смерти.

— Я понимаю тебя. Это пройдет. Рано или поздно это обязательно пройдет.

— Пройдет… Проклятый убийца. Я сойду с ума. Сегодня я видел еще один труп.

— Его поймают. Теперь его должны поймать.

— Господи! Когда же это случится? Это какой-то дьявол. Как я устал, Алексей! Ты не представляешь себе, как я устал.

— Сядь, Вадим, сядь. Все образуется. Отдохнуть тебе надо. Знаешь, давай махнем ко мне? Вот только выйдет книга…

— К тебе? — отчужденно спросил Прыгунов. — Куда? В Саранск? Да там тоже черт-те что происходит. Ты что, не читаешь газет? Конезавод совсем разорился. Тысячи людей оказались на улице. То ли еще будет…

Писатель вздохнул. Он знал о больших неприятностях на конезаводе, но до сих пор не придавал этому особенного значения.

— Да, жаль Прошина, — произнес он.

— Себя пожалей. У Прошина и без того на десять жизней хватит. Впрочем, и с тобой что станется?.. Обрати внимание, писатель. Интересный момент истории. Из-за одного преступника бунтует целый народ. В тартарары летит вся городская власть. Из-за одной лошади рушится целая финансовая империя. Обильная почва для новых романов… Проводи меня, Алексей. Я пойду, пожалуй.

Они молча вышли в коридор. Прыгунов сам открыл дверь и вышел из квартиры.

— Так о чем ты хотел спросить меня? — сказал Вадим Николаевич, спускаясь по лестнице.

— Спросить?.. — рассеянно повторил писатель. — Да, ты прав… Вадим, помнишь ту девушку, с которой я встречался перед своим знакомством с Викторией?

— Этакая умница-красавица? Стройная блондинка с небесными глазами?