Игорь Хорр - Праведник

— Степан! — обратился Виталий к лакею, все более и более распаляясь. — Вышвырни вон этого человека! Ты понял? Вышвырни его вон!

— Но, господин… — слуга замялся.

— Вышвырни его вон! Дверь открой! Дверь!

Слуга послушно подскочил к двери и открыл ее. Виталий схватил Прыгунова обеими руками за отвороты пиджака и вытолкал на улицу.

В тот момент, когда захлопнулась дверь, в прихожей появилась графиня. Она была в светлом домашнем платье, в руках ее была книжка, на лице блестели тонкие золотые очки.

— Что случилось, Виталик? Что за шум? Почему ты кричал? — спросила Эльвира Владимировна.

— Ничего особенного. Приходил осел генерал-губернатора. Овса просил. Я вытолкал его прочь. Да! Этого слугу нужно уволить. Он ослушался. — Молодой граф усмехнулся, плюнул на пол и ушел куда-то в глубь дома.

Лакей тут же нагнулся и вытер плевок рукой.

— Степан, что здесь произошло? — повторила графиня вопрос.

— Приходили господин Прыгунов, а молодой господин их выгнали, — коротко и ясно ответил Степан.

Погода, великолепная с самого утра, теперь портилась. Становилось душно. Небо затягивали тучи. Город снова ждал дождя.

Прыгунов стоял и курил возле своего автомобиля. Все случившееся было ему неприятно. Инцидент со взбалмошным сынком графини несколько омрачил поднявшееся было настроение. Хотя слишком обижаться на молодого графа он не хотел и не мог, так как давно считал его человеком болезненным, неуравновешенным и даже психически ненормальным. И когда дверь дома снова открылась и на крыльце появилась графиня, обида Вадима Никитовича улетучилась совсем.

Она вышла так, как и была — в светлом платье, с книжкой, в очках.

— Здравствуй, Вадим, — тихо сказала она, подойдя к нему.

— Здравствуй, графинюшка, — с несвойственной ему мягкостью в голосе, улыбаясь, сказал Прыгунов. — Рад видеть тебя. Как ты прекрасна. И в этом платье тебе лучше, чем в трауре. И в этих очках. Ты великолепна, восхитительна, как всегда!

— Спасибо, Вадим. Ты прости, что так получилось. Знаешь, Виталик, он… Он болен сейчас.

— Знаю. Слава Богу, не впервой. У тебя, вижу, дело ко мне?

— Дело?

— Ну да. Иначе ведь ты бы не вышла сюда.

Графиня улыбнулась. У нее был растерянный вид. В такие минуты она особенно нравилась Вадиму Никитовичу, и он едва сдерживался, чтобы не подхватить ее, такую тонкую и изящную, на руки, не прижать что есть силы к груди, не забросить в автомобиль и силой не увезти куда-нибудь от всей этой городской суеты.

— Дело? — переспросила графиня, застенчиво, точно девочка, опустив глаза. — Ах да, конечно. Вадим, я хотела просить тебя… Я хотела… Я хотела, чтобы ты свел меня с ним, — наконец выговорила она, чеканя последнюю фразу по слогам.

— С кем?

— С кем? Разве ты не понял?

Прыгунов тяжело вздохнул.

— Понял, — сказал он. — Зачем?

— Зачем? Я хочу его видеть. Я хочу говорить с ним.

— Зачем ты следишь за ним? Глупо, графиня, глупо! Зачем тебе его видеть? У него прекрасная семья! Взрослые дети! У него есть все — деньги, слава, талант! Он давно обо всем забыл! Зачем тебе его видеть? Зачем ты ему? Слушай, давай уедем! Давай все бросим и уедем! Ведь ничего не держит нас здесь, ни тебя, ни меня! Куда угодно! В Париж! В Америку! На острова! Ведь это будет здорово! Ты сама не можешь себе представить, как это будет здорово! Только вдвоем, я и ты!..

— Я хочу его видеть.

— Зачем? Своим детским капризом ты можешь испортить ему жизнь!

— Я хочу его видеть! — настойчиво повторила графиня. — Ты не хочешь помочь мне, Вадим?

Она замолчала. Он посмотрел ей прямо в глаза, но не нашел в них ничего, кроме этого неудержимого, горячего желания. Сколько отдал бы он, чтобы видеть нечто другое в этих прекрасных глазах! Но эти глаза не хотели видеть его, Прыгунова, они хотели видеть совсем другого, ненавистного ему в этот миг человека.

— Хорошо, делай что хочешь. Завтра ты увидишь его. Прощай.

Быстро отвернувшись, не желая показывать слез, что вдруг выступили на его глазах, Вадим Никитович сел в машину и включил зажигание…

Сразу же после встречи с графиней он подъехал к Большому театру и купил два дорогих билета на вечер следующего дня.

«Ну вот и хорошо, — размышлял про себя Прыгунов, разглядывая купленные билеты. — Ему в партере. Ей — в ложе. Пусть встречаются. Пусть смотрят друг на друга. Пусть вспоминают былые деньки. Пусть говорят. Что может изменить эта встреча? Ничего. Он стал совсем другим. Он — великий человек, примерный муж и семьянин. Конечно, странно, что он все забыл. Как можно было забыть такую женщину? Но тем не менее он давно забыл ее, и она не нужна ему. Ее же ничем не изменить. Почему, почему все так скверно? И какой все-таки гаденыш этот ее сынок… Сынок! — при этой мысли Прыгунов умехнулся. — Ай да писатель, ай да проповедник! Господи, почему же?.. Нет, нет! Не думать о плохом. В общем, все в порядке. Главное — не терять присутствия духа. Все будет теперь хорошо. Вечером можно махнуть к Сокольскому. Он хоть и сволочь, а все-таки очень веселый человек. Он талантлив во всякого рода удовольствиях. Уж он-то сможет меня развлечь…»