Анатолий Агарков - Как я стал Богом

Шаги у входа, голоса.

— Саид, нельзя.

Люди в форме:

— Вы задержаны.

— Одеться можно?

— Да.

Какая всё-таки нелепость — хотел спасти, а думают, что надругаться. А те, кто раньше с нею был, кто бросил девушку и убежал, теперь в свидетелях.

— Наручников не надо, сержант, я сам пойду.

— Пойдёшь, куда ты денешься, — и застегнул второй браслет на свою руку.

Так и спускались с ним с горы — плечо к плечу, рука об руку. А парни в форме МЧС несли носилки. У гольцов стояла лодка надувная с мотором подвесным. Прощай, принцесса дорогая, расходятся пути — тебя увозят в морг, меня в кутузку. Что ж не судьба тебе помочь, хотя пытался и думал, что смогу. Наверное, не там искал. Ещё неопытен. Прости.

— В чём моя вина? — спросил сержанта.

— Там разберутся: есть тело — возбудят и дело. А мне тебя доставить надо.

— А их что не браслетишь? — кивнул на тех, кто раньше с нею был.

— Не убегут. Теперь кто кинется бежать, тот виноват — смекай.

УАЗик потряхивает на просёлочной дороге. В салоне все молчат — что говорить: погибла девушка в расцвете юных лет. Пижона два, не напрягая сил, ретировались. А полоумный старикан хотел над трупом надругаться. Как скверна жизнь!

— Тебе не отбрыкаться, — вещает капитан с переднего сиденья.

Мог возразить — есть доказательства? Мог упрекнуть — была возможность девушку спасти, а мне не дали. Но я молчу — жалок лепет оправданий, судьба свершит свой приговор. Смирюсь с любым решением суда — не воля мне нужна, а знания. Могу бег времени, ведущий к старости, вспять повернуть, но как связать порвавшуюся жизни нить — не разумею.

— Хреновая тебе грозит статья, — гундосит капитан. — Таких кастрируют на зоне.

Что за причина ему меня жалеть иль ненавидеть? Участием исполнен иль ехидством? Проникнуть в мозг да подсмотреть, какие мысли держит капитан милиции.

Масяня, напрягись! Невидимый простому глазу луч коснулся капитанова затылка.

Усталость, потное бельё, боль повреждённого мениска, сын двоечник, жена толстуха.... Где мысли обо мне? Ага — брезгливость, отвращение и скука.

— Ты раньше в морге не работал?

Напрасно чванишься — могу тебя сейчас я, капитан, заставить в ноги мне упасть и лобызать колени. Могу проблемы все решить....

Но ограничился лишь чинкою сустава.

— Фу, вроде отпустило, — он потёр колено, сказал водителю. — Я подремлю.

И голова к плечу склонилась.

Мой третий глаз невидимым лучом вскрыл тайну помыслов водителя УАЗа. Он в мыслях пел. Чему-то радовался, напевая:

— Крепче за баранку держись шофёр....

Любит профессию свою?

— Пусть пропахли руки дождём и бензином....

Дорог романтик? Так шёл бы в дальнобои.

— Радостно встречать тебя с маленьким сыном....

Чает семью увидеть? Рад возвращению домой? К чему гадать — весь мозг его как на ладони. Э, нет, брат, ты поёшь лишь от того, что плохо говоришь. Заика ты — вот в чём причина. Ну, дело поправимо. Вот этот узелок нейронов размотать, и будешь ты иным говорунам подстать.

Чего молчим? Не верим счастью своему? Стесняемся? Боимся?

Водитель протянул к сержанту руку:

— Валер, дай сигарету.

— Ты закурил что ль?

— Пока принюхиваюсь.

— Не стоит начинать — потом спасибо скажешь.

— Зажилил?

— Отвали.

Помолчали. На рытвине сержант ткнулся косицею в стекло и встрепенулся.

— Ты ж заикался.

— Надоело.

— Ты смотри!

Мы с тобой, сержант, как братья, скованные одной цепью: случись, что на дороге — судьбу разделим. Давай уж заодно посмотрим, чем достаёт тебя шальная жизнь.

Потерь немало. Учёба в институте, пьянка, отчисление. Служба во внутренних войсках, ГИБДД, подстава. Переведён в патрульно-постовые, засада, перестрелка и ранение. Награда и хана карьере. Теперь боишься, что вот-вот из органов попрут, а жить на гражданке не умеем. Чем помочь?

Не груб ты от природы и не озлобился от неудач. Ты вдумчив и признаёшь причинно-следственную связь, не веря в чудеса и совпадения. Стоп-стоп, да ты рождён, чтоб детективом стать, и мы тебе поможем.

Вношу программные поправки и дополняю информацией. Ну, мистер Шерлок Холмс, за дело!

Меня определили в КПЗ.

— Три дня тебе сидеть, — сказал охранник, ужин раздавая. — Потом отпустят, если не предъявят обвинение.

— Ну, что, дедок, набедокурил? — спросил сокамерник бритоголовый, еду мою глазами пожирая.

Подвинул чашку:

— Вы ешьте — я с утра закормлен.

— Вот это дело! Что за статейку тебе шьют?

— Я не силён в параграфах УК.