Анатолий Агарков - Как я стал Богом

Проблемы были у меня.

От травмы черепной утратил силу зрения мой левый глаз. Причина в чём? Вошёл, увидел, исцелил. На радужную оболочку хренотень налипшую убрал. С фокусом как будто нелады — поправил. В зрачке сменил подзамутившуюся жидкость. Всё мысленно, всё силою ума. И заморгал мой левый глаз не хуже правого. В смысле, вернулось зрение до прежней остроты.

Со слухом что? Как будто воспалён ушной канал — распух и затвердел, и пережал вестибулярный аппарат. Ну, это тоже поправимо. Тихонечко-тихонько, по клеточкам и даже на молекулы ту плотность рассосал душевными напрягами — и слух вернулся, а головы кружения ушли совсем.

Вот только ямка в черепе никак не поддавалась, и глаз Масяни врос, как тут и был. Что за напасть! Я и проникнуть в эту полость никак не мог, и суть её понять — как будто бы нужна, но для чего. Быть может, выпуклостью изнутри мне подпирала новые мозги, так изменившиеся после травмы? Отчаявшись, на том и успокоился. И Шивы третий глаз принял, хотя не видел им. Подумал, что кристалл, возможно, служит мне антенной для интерполяции души. Попробовал, и получилось — телепатическая связь с хвостатыми. И пёс Саид, и кошечка Маркиза от мысленного зова стремглав неслись ко мне.

Моим друзьям четвероногим жилось, скажу, не плохо. Саид в пробежках и прогулках сопровождал меня повсюду, но к гроту только возвратясь, Маркизе место уступал — та по пятам за мной, наскучавшись. На ложе ей место красное — подмышкой у меня, и на коленях у костра. Я говорил с ними, чтоб не забыть звук человеческого голоса — они внимали: мурлыкала Маркиза, пёс заливался лаем. Им невдомек, откуда, что и почему к ним привалило — просто наслаждались нечаянно дарованным и были благодарны.

Я ж терзался. Казалось, черепная травма вернула мне способности оптимизатора. И даже более того — седые грива и борода по грудь не старили меня ничуть. Ну, может, только внешне. А в организме день ото дня я ощущал омоложение — заряд на долгожительство (а может навсегда?). Не замечал и прежде за собой способностей к целительству и экстрасенству. Ну, Билли-то, тот мог, а мне откуда дар? От молотка? Я стал способен проникать в чужого мозга клетки, и даже более того — настраивать их и понимать. Такие вот приобретения.

Теперь потери. Я потерял потенцию — уж не влечёт меня любовных игр страсть, и женщина не кажется загадкой. Быть может, это плата за бессмертие? О чём-то о таком говаривал двойник мой Лёшка, арбузных семечек мичурин. Либо ты множишься и умираешь, иль вечен, но бесплоден — таков природы приговор. Хотя суров — ведь можно было как-то извернуться и отношения сберечь (вы понимаете какие) без размножения. Тут, как ни бился, был бессилен. И смирился.

Шли дни, недели, лето пролетело.

Отголосили журавли в осеннем небе и клином подались на юг. Прощаясь, клялся, что дождусь! Печально и светло в природе, и на душе святая благодать. На крест смотрю, в стене долблёный — с тобой мне зимовать. Наверное, в постах, молитвах, чтении книг церковных быстрее время пролетает, но где мне веру взять, коль её нет?

В преддверье первых холодов пожаловал незваный гость. Вернее гостья — медведица, матёрая и на сносях. Маркиза первая учуяла и шмыг за мою спину, оскалившись, к ногам Саид прижался. Потом и я увидел — медвежью морду во входном проёме.

Заходи, будь гостьей и располагайся.

Шагнул навстречу, отправив мысленный позыв — меня не бойся. Ты зимовать явилась? Места хватит — засыпай, ложись. Сон твой обережём, здоровьишко поправим — я чувствую в тебе свинец. От браконьерской пули?

В ответ рычание.

— Ты гонишь нас? — я вслух сказал. — Напрасно, вместе веселее. И теплее, зима грозится лютой быть — смотри сколь ягоды в лесу.

На голос мой звериный рык.

— На битву вызываешь? А подобру никак? Ну что ж....

Напряг всю умственную мощь и чрез Масянин глаз сигнал направил — смирись иль уходи. Сумрак пещеры пронзил холодный луч. Гостья рыкнула надсадно, прочь подалась — смиренье ей не по нутру. А жаль — ведь мог немало сделать для неё и будущего медвежонка. Хотелось поутру попросить Саида отыскать следы, но передумал — к чему навязываться, раз был отвергнут. Найдёт себе берлогу — лес глухой.

А после выпал снег, ударили морозы — пришла зима. Запорошенный, заваленный и заметённый в уютном гроте я философствовал с собой наедине. Искал истоки мироздания, пронзая мыслью время и пространство, и память клеточную теребя до самого неорганического состояния. Считалось, что материя была всегда, но мне Венера говорила, что ей предтечею энергия была, но память то, увы, не сохранила. Или бессилен разум мой тех рубежей достичь?