Анатолий Клёсов - Интернет - Заметки научного сотрудника

Году в 1984-м я улетал на Дальний Восток, в Хасанский район, где сходятся три границы – СССР, Китая и Северной Кореи. Там, в заливе Посьет, была Морская биологическая станция АН СССР. Улетал я на месяц-полтора и решил взять с собой Багиру. Пусть пес порадуется приволью, поплавает в Японском море, поныряет всласть.

Позвонили в аэропорт насчет правил с собаками и узнали, что только в наморднике. Поехали, купили намордник. Багира надевать намордник отказалась категорически. Она скребла намордник, ложилась на спину и била по наморднику лапами. Я понял, что завтра при отлете будет скандал. О том, чтобы приучить Багиру к наморднику, речи быть не могло. Это было безнадежно.

В предчувствии скандала приезжаем в аэропорт. Выйдя среди толпы из машины, я без всякой надежды вновь пробую надеть на Багиру намордник. К моему изумлению, пес был как шелковый. Впечатление было такое, что с намордником Багира не расставалась всю жизнь.

Вот и поймите собак. На самом деле я понял. Дома одно, в аэропорту другое. Там – надо.

В наморднике прошествовала через процедуру взвешивания (стоимость собачьего билета определялась весом пса), контроль при посадке в самолет. Тут же заняла наблюдательную позицию под моим креслом. Намордник я сразу снял, хватит испытывать собачье терпение, и так молодец.

Все девять часов лета до Владивостока Багира лежала под креслом, провожая взглядом и носом каждого проходящего мимо, взад и вперед. Стюардессы тут же ее обнаружили и всю дорогу подносили ей воду и еду. Насчет воды я опасался, но Багира и звука не подала, что ей пора бы прогуляться. Девять часов все-таки.

Прилетели во Владивосток. Такси в морской порт. Таксист вдруг запротестовал: собак не вожу. Но девять часов полета несколько подточили нервную систему, и в вежливые пререкания с водителем я вступать не стал. Еще одним пассажиром в такси был полковник.

– Не возражаете, товарищ полковник? – спросил я его, указывая головой на Багиру.

– Нисколько, – ответил он.

Я свистнул, и Багира тут же впрыгнула на заднее сиденье, возвышаясь над водителем.

– Вопросы есть? – спрашиваю.

– Вопросов нет, – отвечает водитель, втягивая голову в плечи.

– Ну, тогда вперед.

Прибываем в морпорт, «Ракета» на отходе, а билет на собаку мне не дают. Собак, как я понял, во Владивостоке особо не жалуют. Бытие определяет сознание. Только с разрешения капитана, говорят мне. Так. Вынимаю из рюкзака обойму «больших золотых», вешаю на шею Багире, и вместе идем к капитану.

Капитан обалдел, по нему сразу видно. Он, похоже, вообще золотых медалей не видал, а на собаке тем более. Вошел в ступор. Картина, действительно, впечатляющая. Я – про собаку.

– Вот, – говорю, – капитан, на вашу «Ракету» не сажают. Что ж нам, на улице ночевать?

И говоря это, ловлю себя на том, что при слове «нам» указываю на Багиру.

– Нет проблем, – это капитан. – Передайте Марусе, чтобы дала билет. Хотя постойте, я сам скажу.

Проводил нас и сказал.

Одиссея бедного пса продолжалась. Полтора часа на «подводных крыльях» с дрожащей под ногами Багиры металлической палубой. Автоматчики-пограничники при сходе на берег. Автобус – душегубка, еще два часа.

Про это подробнее. Автобус – из тех, образца какого-то мохнатого года или даже века, с маленькими продолговатыми окошками под потолком, пробитыми в фанерных стенах автобуса. Два часа по колдобинам, столбы пыли в автобусе. Бедный пес, не помня себя, стал карабкаться на мои плечи, чтобы дотянуться к тем маленьким окошкам. Пришлось мне Багиру два часа держать на руках под потолком, вплоть до полного их, рук, онемения.

Вот и она, знакомая развилка. Говорю водителю, чтобы высадил. Пес как молния сиганул в открывшуюся дверь, и первое, что я увидел, это была Багира, прыгнувшая в какую-то грязную жидкую лужу, и с наслаждением в ней барахтающаяся.

Грязным бесформенным шаром Багира прыгнула ко мне, но поцелуи ее я твердо пресек. В таком виде на станции показываться нельзя. Побежали к морю, благо тут же, за косогором.

Багира стрелой прыгнула в морскую воду и начала ее жадно пить. Пила долго, минуту-две. Потом, видимо, дошло, что вода сильно соленая. После этого морскую воду она никогда не пила.

Жили мы в домике на берегу моря. Вокруг стояли такие же «односемейные» флигельки. От них глинобитная дорога вела через сопку к лабораторному корпусу, бывшей погранзаставе со стенами метровой толщины. Там же столовая и баня. Дорога была абсолютно неосвещенной, да и откуда освещению там взяться? Новички ходили с фонариками, старожилы – по памяти, в полной темноте, при звездах, если облака позволяли, и при луне.