Анатолий Клёсов - Интернет - Заметки научного сотрудника

А в США было именно так. Дэвид Платт, обрисовав перспективы компании, которой еще не было и для создания которой он меня приглашал, сообщил, что моя доля в компании составит один миллион двести тысяч акций, и если компания станет «паблик», то стартовая цена акций составит, по его расчетам, три доллара за акцию. До этого, правда, еще дожить надо, но если доживем, то моя личная доля составит, соответственно, около четырех миллионов долларов. Причем это только стартовая цифра.

Надо сказать, что я так откровенно пишу о количестве своих акций по простой причине – это не секрет. Во-первых, это никогда не было секретом, поскольку по американским законам вся эта информация должна быть открыта общественности, и ее можно найти как в ежегодных отчетах компании, так и в Интернете. Во-вторых, год назад о нашей компании написала газета Бостон Глоб, и выложила в статье количество моих акций вкупе с текущей стоимостью их на рынке.

Забегая вперед, скажу, что наша компания стала «паблик» через год после ее открытия. Еще через некоторое время стоимость акций достигла шести долларов за штуку. Так что Дэвид свое дело знал. Нашу компанию мы назвали Pro-Pharmaceuticals.

Но возвращаемся в 2000 год, к нашему разговору с Дэвидом. Бросать свою родную компанию по композиционным материалам я наотрез отказался, и не оставил ее и до настоящего времени. И не планирую. Но, говорю, принять участие в образовании новой компании могу. Чем могу. Пусть будет моя вторая компания, для души. Все-таки я неравнодушен к изведению раковых опухолей в корень. И кое-что в этом деле понимаю. Дэвид тут же записал меня старшим вице-президентом и главным научным сотрудником новой компании, и мы ее официально открыли.

Поначалу это было вроде как баловство. Мы соорудили офис компании у Дэвида в гараже, и работа началась. Поскольку я был более чем занят с моими композиционными материалами на основном месте работы, то уделял новой компании немного времени, час-другой после работы, по вечерам, и некоторые выходные дни.

Наша идея состояла вот в чем. Поступает все больше и больше сведений, что на поверхности раковых клеток имеются особые рецепторы, специфичные к галактозе. Галактоза – это сахар, очень похожий на глюкозу, но по-другому повернутый в пространстве. А рецепторы – это белковые и поли-сахаридные образования, встроенные в клеточные мембраны, которые очень специфичны и взаимодействуют с веществами только определенной структуры. Рецепторы – это ворота внутрь клетки, в данном случае раковой, но ворота, закрытые на замок. Они открываются только тогда, когда узнают нужное вещество. А узнают его по двум признакам – оно должно прочно связаться с рецептором и должно иметь в своем составе химическую группу строго определенной структуры. Это как если бы мы могли открыть замок на двери, одновременно прилипнув к ней и вставив ключ в замок. А просто прилипнуть, без ключа, или вставить ключ без прилипания – дверь не откроется. Рецепторы, специфичные к галактозе, называются галектины.

Короче, надо было найти такое вещество, которое (а) имело бы в своем составе галактозный остаток, чтобы могло «открывать» галектины, (б) имело четкую структуру и легко описывалось строгими химическими формулами, поскольку FDA признает в качестве лекарств только такие, а неопределенные по составу смеси, коктейли и прочие бальзамы FDA без разговора отвергает,

(в) было легко растворимо в воде, (г) было нетоксично, (д) было бы доступно для масштабного промышленного производства в случае успеха, (е) чтобы его еще никто не испытывал в качестве лекарства, и (ж) чтобы его можно было запатентовать, если оно действительно окажется эффективным. Пункты (е) и

(ж), впрочем, достаточно взаимосвязаны, если не считать некоторых важных нюансов юридического характера.

Поначалу такая задача выглядела почти нерешаемой. Это – найти иголку в стоге сена, при том, что сам стог еще поискать надо среди других стогов.

Такое вещество мы нашли. Помогло то, что моя лаборатория углеводов в Институте биохимии АН СССР работала, в частности, с некоторыми галактоманнанами растительного происхождения. Но они все выделялись из экзотических растений, так что речи об их промышленном использовании просто быть не могло. Помимо этого, природные галактоманнаны – огромные молекулы, и в воде нерастворимы. Тем не менее, отталкиваясь от их структуры и произведя простые химические модификации, нам удалось получить водорастворимый галактоманнан, который отвечал всем пунктам, сформулированным выше.