Роман Антошин - От наркомана до миллионера

Я позвонил матери. Она, подняв свои связи, снова меня отмазала. Но пока шло разбирательство, в камере я посидел, понюхал, чем пахнет тюрьма. Нечего там делать, что тут говорить… Чуть позже мама отмазала и Серегу.

У всех людей биография делится на определенные этапы в разных областях — физиологии, образования, личной жизни и пр. У наркомана к этому добавляется еще одна область — тяга. С тринадцати лет я сидел на анаше. Около года нюхал клей. Смотреть в подвале «веселые картинки» мне, конечно, было интересно. Но я бросил токсикоманию из природной брезгливости. Мне уже мерещился тошнотворный запах «Момента» и, казалось, я не отмоюсь от него никогда.

План — убойная вещь, но уже хотелось чего-то большего. Некоторые из моих старших друзей стали подкалываться. Сами они особенно не распространялись, но слухами земля полнится.

И, надо заметить, тогда в нашей среде отношение к опиатной наркомании совсем не совпадало с отношением к ней же в массовом сознании, с тем, что пропагандировалось. Мы тогда еще не знали истинное лицо наркомании. Наркоман в нашем представлении вовсе не был исхудавшим молодым человеком, выглядящим в двадцать на все пятьдесят, валяющийся в грязном притоне, жадно ищущий, у кого бы занять денег на «шарик» и готовый на всё ради укола. В нашей среде тех, кто в теме, наркоманов, уважали. Наркоман тогда, в те годы, когда мы еще не знали про СПИД и гепатит «В» — это элита общества и икона стиля. Он красиво и модно одет, у него дорогие сигареты, с ним хотят дружить, с ним охотно знакомятся девушки, он умный, хитрый, отважный. Он умеет делать деньги, и они у него всегда есть!

В старших классах школы я чувствовал себя таким же крутым и был готов употреблять что-то посильнее анаши. Но мой ангел-хранитель еще долго берег меня, внушая страх. Во-первых, я боялся уколов, впадал в какую-то детскую панику перед ними. Хотя, казалось бы — сын медработника, но мне даже вид шприца внушал подсознательный ужас. Мне не делали прививок, никогда не брали кровь из вены.

Во-вторых, я боялся передозировки. Ходили всякого рода разговоры… К примеру, что один наркоша вколол слишком много герыча и не вернулся из страны грез, а другой неаккуратно запустил себе в вену воздух, который закупорил сердечный клапан. А вот там люди, коловшиеся одним шприцем, подцепили СПИД. Однако ни одного больного СПИДом я тогда еще не встречал. А вот мама по роду службы, скорее всего, встречала. Но никакой разъяснительной работы со мной не вела. Да и когда, если она все время работала и еще строила свою личную жизнь — вскоре у меня появился отчим.

Познакомились они оригинально, как-то очень по-медицински. Валерий Михайлович Бартновский был отставным майором, бывшим военным летчиком. У него умерла жена, после чего он запил. Да так сильно, что пришлось зашивать ему в задницу торпеду. Вот эту операцию как раз и делала вместе с врачом моя мама.

Бартновский был человеком основательным, обеспеченным, трудолюбивым и… жадным. Хозяйственный белорус, воспитывавшийся в детском доме. Мать хотела, чтобы я нашел хоть какой-то общий язык с ее новым мужчиной. Но из этого ничего не вышло. Что мне было до его участка, где росла картошка, которую надо было полоть, окучивать и копать? Что мне было до его собственного автосервиса, до его бизнеса? Мы с Бартновским оказались с разных планет.

Но матери было с ним удобно. Валерий Михайлович ее обеспечивал, создавал тыл, во всем помогал. Она переехала к нему жить и теперь меньше меня видела, хотя беспокойство о темных делишках непутевого сына её, конечно, не отпускало.

Тем временем я закончил экстерном девятый класс «школы для отморозков». Надо было выбирать — или поступать в колледж и получать профессию, или еще два года валять дурака в старших классах. Мать, естественно, хотела, чтобы я занялся делом. Она была в хороших отношениях с Эдуардом Михайловичем Ованесяном, директором медицинского колледжа, в котором училась она сама, и который закончила сестра Юля. Поступил бы я туда без труда, но это значило, что для моего «бизнеса» останется намного меньше времени. А кто будет краденое продавать? А кто будет толкать анашу?

И тут нашелся вполне устраивавший меня вариант. В районе Нижнего рынка, в самом центре Ставрополя, открылась экспериментальная вечерняя платная школа. Последнее обстоятельство значило, что там хотя бы не будет полууголовных придурков, как в вечерке. Директором этого учебного заведения был Алексей Егорович Шабалдас, позднее ставший министром образования Ставропольского края. Алексей Егорович был последователем Макаренко и его педагогические приемы с успехом внедрял в своей школе, которая благодаря его усилиям стала лицеем. К примеру, он ввел самоуправление, то есть ученики на равных правах с учителями могли участвовать в организации школьной жизни. В школе царил либеральный дух и нам это нравилось, педагоги относились к нам, как к равным.