Опять посмотрел на кота. В голове закружилось.
«Напиши сначала о том, что видишь, потом, что чувствуешь и, наконец, что по-твоему, чувствуют другие. Логично, спокойно».
В замке повернулся ключ. Марек выбежал в переднюю и взял у мамы покупки.
— Ну как твой найденыш? — спросила мама, входя в кухню.
— Мама, он голубой!
Марек хотел сказать о чем-то другом, о темно-синих глазах, о своих мыслях, таких странных. Но упрямо повторил:
— Он голубой.
— Покажи-ка, — улыбнулась мама.
Принес котенка в кухню. Поставил на пол. Голубая шерсть на хребте поднялась, котенок выгнулся в дугу и фыркнул. Мама смотрела на него, смеясь от всей души.
— Хиппи, — сказала. — Настоящий хиппи!
— Кто? — не понял Марек.
— Хиппи, — повторила мама. — Голубой и темно-синий, ну чем ни хиппи. Вот и готово для него имя.
И опять рассмеялась.
Маленький Хиппи, был странным котенком. Не игрался, не подходил приласкаться. Зато любил сидеть возле включенного радио, внимательно смотрел кинофильмы по телевизору, следил за телехроникой. Иногда Мареку казалось, нет, Марек готов был даже присягнуть, что котенок читает газеты и книги, просматривает школьные тетради.
Да, и еще одно. Иногда Хиппи пропадал. Ну, не совсем, не надолго. Разгуливая по квартире, он выходил на лестничную клетку, а через два-три часа возвращался. Садился под дверью и мяукал, чтобы впустили.
Сначала Марек очень волновался, бегал по двору, заглядывал в темные углы, звал котенка, но никогда не находил. Хиппи всегда возвращался сам, и постепенно вместо чувства волнения и беспокойства появилось иное — любопытство: куда он ходит? Зачем?
Несколько раз Марек даже прятался в коридоре, но как раз в эти дни котенок, не подходил к двери. Почему? Разве он о чем-нибудь догадывался? Марек все чаще думал об этом.
В этот день падал снег. Белые хлопья закрыли тротуары и мостовые города. Вечером Марек заметил, что котенок исчез. Это было удачей: на свежем снегу даже такие маленькие следы будут заметны!
Марек быстро набросил куртку и выбежал на улицу. Фонари слабо освещали затоптанный снег перед подъездом. Никаких следов, конечно, не было. И вдруг Марек заметил цепочку, оставленную лапками и ведущую через клумбу, подле стены дома и обрывавшуюся возле одного из темных подвальных окон. Окно было чуть приоткрыто.
«Ничего интересного, — подумал мальчик. — Обыкновенная кошачья охота». Марек осторожно прокрался к стене и заглянул в подвал через окно, закрытое куском материала, через который пробивался слабый электрический свет. Удивился: если бы в подвале было темно — понятно, — но электричество? Значит, там должен быть человек.
Мальчик вернулся в подъезд и открыл двери, ведущие в подвал. Не зажигая света, держась рукой за стену, спустился вниз по ступенькам и двинулся вперед по коридору. Потом он заметил узенький луч света и остановился перед дверями, обитыми жестью. Сквозь двери слышны были легкие шорохи, что-то поскрипывало, посвистывало. Войти или нет? А если войти, то ведь следует постучать. Шорох повторился. Марек постучал и, не ожидая ответа, неожиданно легко открыл дверь.
Маленькое подвальное помещение было превращено в мастерскую. По углам стояли допотопные радиоприемники и телевизоры. На столе блестели бронзовые старые тиски, какие когда-то можно было видеть у часовщиков. Склонившийся над ними седой человек поднял голову, и Марек узнал своего соседа пана Мартинского.
— Добрый вечер, — едва слышно проговорил Марек.
— Добрый вечер, — спокойно ответил пан Мартинский.
И оба замолчали. Марек с интересом поглядывал на электронные детали, провода, кинескопы.
— А что вы делаете? — робко спросил мальчик.
— Не знаю.
— Как же вы не знаете? — удивился Марек.
— Обыкновенно. Не знаю. Хотел сделать одно, а вышло совсем другое.
— Что?
— Не знаю.
Под окном серебрились какие-то ящики, а на них сидел Хиппи. Марек заметил его только тогда, когда котенок произнес что-то не по-кошачьему — «бзнг» или, может быть, «дзнг».
— Это мой кот, — сказал мальчик. — Я его везде ищу.
— Не знаю, твой ли, не знаю, кот ли. Ничего не знаю, — пан Мартинский повернулся лицом к Мареку. — Войди и закрой дверь. Сквозит.
Марек послушно закрыл дверь и сел на старый табурет.
— А что вы сначала хотели сделать? — спросил он.
Пан Мартинский оживился:
— Мой дорогой мальчик, всю свою жизнь я ремонтировал телевизоры и радиоприемники. Год за годом я менял в них лампы, предохранители и транзисторы, потенциометры и головки. Перед тем, как уйти на пенсию, я сказал себе так. Наконец-то я буду свободен и смогу делать то, что хочу. И буду делать то, что хочу. Я сконструирую телевизор, дающий изображение в трех измерениях... Вот здесь, в подвале, я устроил себе мастерскую, собрал нужные детали и...
Читать дальше