Иван Долгушин: Миссия Артура Саламатина

— Можно кружечку компрессино, — обратился Саламатин к юному продавцу в коричневом фартуке.

— Как — как?

Артур и сам понял, что сморозил глупость, и поспешил исправиться:

— То есть, я хотел сказать, кружечку англичано.

— Американо?

— Да, да.

— Пятьдесят шесть.

— Копеек?

— Рублей, — продавец почему — то засмеялся, словно Саламатин пошутил.

— Что?! Вы серьёзно? Ведь кофе в вашем времени было дешёвым!

— Что вы говорите? — черноволосая девушка, варившая кофе в глубине фургона, повернулась к окошку, — в каком это «нашем» времени?

— Ну, я имел в виду, вроде бы, раньше все пили кофе… то есть, я хочу сказать, сейчас все пьют кофе, — Саламатин почувствовал, что разговор явно уходит куда — то не туда, — но ладно, если оно такое дорогое, я его покупать не буду.

— Не «оно», а «он», — заметил продавец, — не хотите — не поку…

— Постой, — перебила его девушка и обратилась к Артуру, — я вам налью кофе бесплатно, если вы объясните мне, что такое «наше» время.

— Ваше время, — Саламатин с интересом смотрел на то, как его собеседница готовит американо, — это то время, в котором вы живёте. Вы поверите мне, если я скажу, что сегодня переместился в ваше время из будущего?

— Могу и поверить, — продавщица подала Артуру кружку, — если вы меня в этом убедите.

— Вот, пожалуйста, — тот достал из кармана коммуникатор — надо же, какая удача! Похоже, дело пошло — таки на лад.

— Да, это очень интересный прибор. Он может телепортировать вас в другую галактику?

— Нет, что вы, это простой коммуникатор.

— Ах, коммуникатор! Конечно, как я сразу не догадалась. А скажите…

— Послушайте, вообще — то было бы хорошо, если бы вы связались с властями.

— Вот как?

— Да, да. Я должен спасти Россию от скорой гибели.

— А, я понимаю, понимаю. Ожидается вторжение инопланетян?

— Нет, просто Китай и Белоруссия…

— В них случится зомби — апокалипсис?

— Лена, хватит, — вмешался продавец, — это нехорошо.

— Что?

— Нехорошо издеваться над больным человеком.

— При чём здесь больной? Это просто такая шутка. Ведь правда? — Лена посмотрела на Саламатина.

— Отстаньте от меня, — тихо сказал тот и ушёл, оставив кофе нетронутым.

Между тем темнело. Ещё с полчаса Артур слонялся по улицам; потом нашёл тихий, заросший клёном, черёмухой и бурьяном дворик, залез там в обшарпанную беседку и устроился на узкой скамейке.

…Из лесу потянуло холодом и сыростью; в сухой траве умолкли кузнечики, в кронах деревьев стихли голоса птиц. Солнце исчезло за высокими соснами и берёзами, скатившись на запад, туда, где далеко, за лесом, плескались зелёные, как бутылочное стекло, волны рукотворного моря. Последние золотые лучи проникали сквозь ветви деревьев и падали на беседку, на разноцветные стены домов, на холодную серую землю, освещая их мягким, радостным светом. Какой — то запоздалый пешеход быстрым шагом прошёл по тропинке; под его ногами тихо зашуршали листья. Где — то хлопнуло окно, проскрипела дверь; а Артур всё лежал на скамейке, смотрел на далёкое фиолетовое небо с серебряно — жёлтыми пятнами облаков и, засыпая, думал о том, что вот этот соседний дом — его родное жилище, но он никогда туда не вернётся; что ему уже не посидеть на этом балконе, который было видно сквозь ажурную решётку беседки, и не выглянуть в это окно, что глядело на него своим чёрным квадратным глазом чуть левее. Думал он и о том, что ни Белорусская Федерация, ни Китай не имеют права владеть русскими землями и что он приложит все силы к тому, чтобы уберечь Россию от катастрофы, и о том, что не грустить ему нужно, а радоваться, потому что любой истинно русский (ни я, ни кто угодно другой не сможет объяснить вам, что такое истинно русский и чем он отличается от неистинно русского) отдал бы всё за такой прекрасный шанс пустить историю в другое русло и сохранить величие своей (Белорусская Федерация, в принципе, тоже была вполне себе русской и вообще жилось там неплохо, но она не была своей ) страны. Но такие серьёзные мысли не очень — то хорошо думаются, когда твоё тело находится в лежачем положении; глаза Саламатина слипались, и он всё больше отдавался могучей, благословенной стихии сна.

Город засыпал; последние отсветы заката ложились на его улицы, и в этом красно — золотом вечернем свете, что незаметно сменялся голубыми сумерками, смутно угадывались резные крылья ангелов, спустившихся охранять сон всех горожан — людей, животных, домов и деревьев.