Пока я подливал чаю, звал официанта и просил повторить, с грустью смотрел на разносимые по залу подносы с шампанским и четыре пивных крана, блестящих из-за барной стойки, она рассказывала про то, что в духах цветочные и цитрусовые ноты удивительным образом сочетались с ванилью и ладаном, что форма хрустального флакона была неизменна в течение семидесяти шести лет, и лишь в две тысячи первом ее было решено несколько модернизировать.
– Зачем? – спрашивал я.
– Что зачем?
– Зачем ее модернизировать?
Виолетта вздыхала и смотрела на меня с укоризной.
– Ты, конечно, не веришь, – подводила она черту, – я бы, наверное, тоже не поверила, если бы лично не… столкнулась… если бы не почувствовала.
И она снова рассказывала про то, как уловила аромат легендарных типично восточных духов в одном из дворов Ливенской улицы, в который вошла, чтобы срезать путь домой, про то, что сразу вспомнила рассказы многочисленных Брянских парфюмеров, про то, что аромат не стоял на месте, а плыл через двор на манер облачка, двигаясь через баскетбольную площадку к арке.
– Каждый уважающий себя парфюмер знает, как пахнет «Шалимар», – строго поясняла она.
Поняв, что аромат уплывает от нее, Виолетта сделала несколько выпадов в разные стороны, напала на след и заспешила за таинственным облаком.
– Как девочки и говорили – не больше метра в обхвате.
Выплыв из арки – в сопровождении Виолетты – духи заскользили вдоль домов и скользили так до самого общежития технического университета. Дважды Виолетта отставала, паниковала, серые глаза заволакивало слезами, но потом настигала загадочную цель. Так бы она и шла за ней до самой Индии – не вонзись облачко в стену общежития. По-видимому для «Шалимара» кирпичная кладка препятствием не являлась. Виолетта бросилась к крыльцу, протиснулась через толпу галдящих студентов, добежала до лестницы и даже уловила слабый аромат заветных духов, но дальше бежать было некуда, пролетом выше уже не пахло, к тому же ее догнала запыхавшаяся вахтерша и попросила объясниться – или хотя бы представиться.
По словам Виолетты облачко духов «Шалимар» в разное время встречали в нашем городе около дюжины человек. Облачко вело себя спокойно, плавало по улицам и даже как бы никуда не исчезало – рано или поздно преследовательница натыкалась на препятствие, сквозь которое облачко проходило без труда.
– Лёля сперва потеряла его, а потом снова поймала, – восхищалась Виолетта. – Обежала дом, а оно вылетело ровно с другой стороны, прямо на нее.
Я отдавал должное Лёлиной сноровке.
– Но ты же понимаешь, что ты, например, даже если и столкнешься с ним, – Виолетта разочарованно смотрела на меня, – ничего не поймешь.
Я кивал, соглашаясь.
На следующей встрече она отказалась от колеса обозрения и отвела меня в парфюмерный отдел, где мне под нос сунули сладко пахнущую бумажку.
– Вот, – сказала Виолетта торжественно, – это «Шалимар».
Я покивал уважительно, пообещал держать ухо востро, принюхиваться на улицах и «если что, сразу звонить ей», но, конечно, как только мы вышли на воздух, «Шалимар» исчез из моей памяти, до неразличимости смешавшись с тысячей прочих женских духов.
А вскоре и общение с Виолеттой прекратилось – увидев меня в очередной раз курсирующим под ее окном, она спустилась, пристально посмотрела на меня своими серыми глазами и сообщила, что больше не может принимать мои ухаживания, потому что у нее теперь есть кавалер. Я сперва порядком расстроился, но потом даже обрадовался – потому что устал пить зеленый чай и биться, как горох об стену, в попытках заполучить-таки ее расположение. Она поблагодарила меня за все, извинилась – что делает ей много чести – и пожелала встретить девушку, которая сможет увидеть во мне то, чего, как ни старалась, не смогла увидеть она. Завершила свою речь она просьбой не звонить и не писать ей – и желательно не здороваться при встрече – так как ее кавалер очень ревнив. Последняя просьба меня несколько обескуражила, но мы и впрямь перестали здороваться, встречаясь в университете. Один раз только – спустя почти полгода после разговора – я выпил лишнего на встрече с одногруппниками, взгрустнул и решил ей позвонить – соврать, что унюхал где-нибудь в городе пресловутый «Шалимар» и что бежал за ним до реки, напридумывать чего-нибудь эдакого, поярче, но трубку поднял ревнивый кавалер и стал кипятиться.
Через год я узнал, что они поженились и переехали в Москву.
Читать дальше