Вячеслав Камедин - Лунная танка. Сборник рассказов

– Каким образом ты собираешься попасть на землю, если даже радиосигнал SOS будет три года добираться? – прикрикнула на него женщина.

– Ты не поняла? – засмеялся мужчина. Он преобразился, когда к нему пришла идея, которой он обрадовался, словно утопающий спасательному кругу. Он приободрился, повеселел и сделался в глазах женщины похожим на сумасшедшего. – Ты ничего не поняла? – с издёвкой повторил он. – А на что нам имитатор?

– Какой ещё имитатор? – она попыталась оттолкнуть его, освободиться от его объятий. – Причем тут имитатор?

– Как причем? Гравитационный имитатор!

– Постой, – задумчиво произнесла женщина, перестав бороться и сделав паузу. Словно человек, который хочет внезапно пришедшею догадку облечь в логическую формулу, она стала рассуждать, не спеша, вслух: – Постой. Ты хочешь сказать, что… что имитатор в рабочем состоянии… Ты же сказал… что всё заблокировано?

– А чёрт его знает! – довольный тем, что нашёл предлог убраться отсюда, где его посещали призраки, он дал волю эмоциям: кричал и смеялся. – Ведь можно проверить!

***

…Они, держась за руки, летели по рукаву перехода между отсеками, прозванному пылесосным шлангом за гибкость и схожесть конструкций. Здесь не было иллюминаторов, но благодаря ребристым полупрозрачным стенам света хватало. Сквозь стены виднелись расплывчатые, синеватые пятна звёзд, тусклых, еле различимых, словно далёкие фонари, проглядывающие сквозь промерзлое зимнее окно. И так же, как и от зимнего стекла, от стен веяло холодом и одиночеством. Она пыталась ни о чём не думать. А он собирался с мыслями и уверял самого себя, что в имитаторе наконец-то наберётся мужества и признается ей. Он летел и подбирал нужные слова. Когда под ногами будет твёрдая опора, думал он, в голосе тоже будет твёрдость, и сказать станет проще. Только бы имитатор был в рабочем состоянии! Имитатор… Специальный отсек, вернее, даже не отсек, а самая, что ни наесть, натуральная, обыкновенная небольшая комната. Потолок, пол, стены – всё как на земле… Мощный генератор создаёт гравитационное поле с обычной для земных условий силой тяжести. А виртуальный симулятор модулирует земные пейзажи, запахи и шумы, создавая иллюзию, что находишься не в космосе, а дома. Каждому члену команды разрешалось всего лишь час в неделю проводить в имитаторе. Ограничение, вынужденное большим потреблением энергии. Но и этого считалось достаточным, чтобы не сойти с ума от невесомости. И сейчас он молил бога, чтобы машина самообмана работала. Самые разные мысли мелькали в голове. Вдруг подумалось, что всё-таки странная штука – человеческая психика. «Наверное, надо биться в истерике, ожидая необратимого, – думал он, – а я радуюсь при мысли, что снова ощущу пятками пол и буду делать это столько, сколько позволит судьба. И плевать на все ограничения. Только бы он работал». Он, действительно, отринул от себя все трагичные мысли и отдался тому юношескому возбуждению и трепету, как перед первым свиданием. Было ещё какое-то чувство стыда: не подумает ли она, рассуждал он, что я пользуюсь моментом, смертью её мужа, и тем самым совершаю некое вероломство. Может ведь сложиться впечатление, что меня движут не искренние побуждения, а соблазн сложившейся ситуации…

Тоннель перехода заканчивался чёрным пятном входа в центральный блок. Царившая там кромешная темнота остановила их. Он знал, что там, во тьме, в жутких позах, застывшие в предсмертных конвульсиях, летают их товарищи. Он видел, как болезнь выворачивала их суставы, сковывая напряжённые до предела мускулы так, что кости рук и ног ломались от этих судорог. Видел страшные гримасы вместо лиц от адской боли. Видел, как из носа, ушей и глаз били багровые фонтаны крови, а изо рта шла розовая пена. Помнилось, как капитан, хватаясь за поручни, взялся за трубу довольно большого диаметра и сжал её так, что пальцы утонули в металле, хотя сам он не отличался физической силой. А та омерзительная, ни с чем не сравнимая улыбка, с какой он сжимал трубу, всё ещё стояла перед глазами мужчины. Он запомнил, как у него на глазах трескались и ломались белые зубы капитана, а осколки впивались в потрескавшиеся губы. Без музыки, без боя барабанов люди извивались в страшном, первобытном ритуальном танце, ритмической агонии боли. С выкрученными руками, согнутыми в неестественную сторону спинами, свернутыми шеями они внезапно застывали, точно чьей-то непостижимой волей проигрыватель жизни переходил в режим стоп кадра. Всё происходило так, словно банку, переполненную червями, извивающимися, переплетёнными в затейливый клубок, мгновенно заморозили жидким азотом.