Вячеслав Камедин - Лунная танка. Сборник рассказов

И снова – тишина, которая на сей раз не только грызла нервы пугающим грядущим, но и добавила изощрённую пытку совестью – почему не сказал, был ведь шанс, была возможность. Больше откладывать нельзя – скажи.

– Оставил на счетах у родных, – язык точно не подчинялся ему: думая одно, он говорил другое, а в душе ненавидел свою нерешительность. Да ещё зачем-то солгал: ни родных, ни близких у него не было.

– Что оставил? – не поняла она: с момента последнего их диалога прошло довольно много времени, но он этого как-то не заметил, погружённый в томительные терзания, решение наболевшего вопроса.

– Деньги, – он пытался сохранять в своем тоне непосредственность, однако это не очень-то удавалось и выходило фальшиво. Он сгорал от злобы к самому себе.

– Какие деньги, не поняла?

– Ладно. Проехали, – махнул он рукой, в том числе и на признание, разглядывая парящую женщину, у которой в уголках глаз появлялись водяные шарики слёз и качались на тонких ресницах. Она молча плакала. Несколько капелек оторвалось от ресничек и летало свободно вокруг красивого молодого лица. Он посмотрел на неё, как никогда ещё не смотрел, – открыто, прямо, не исподтишка, не украдкой. Она была действительно очень молода и очень красива. Уставшее, измождённое, напуганное лицо делало её ещё привлекательнее, утончённее. Глядя на неё, любой мужчина не мог не влюбиться; хотелось непременно защитить это хрупкое, нежное существо, защитить от любой напасти. Он смотрел на неё и любовался. Он забыл всё на свете: и про злосчастный корабль, и про всё, что приключилось на этом корабле, – он смотрел и восхищался. Вспомнилось, как он случайно, нет – нарочно прикоснулся губами к ее руке. Она давала какие-то указания работающему бортмеханику, указывая рукой на какой-то предмет, и её рука скользнула по его щеке. Он уловил это мимолётное прикосновение и поцеловал. Она тогда удивлённо бросила взгляд, а он смущенно отвернулся. Ничего более эротичного не было в его воспоминаниях. Он испытал такую эйфорию и возбуждение, что не мог спать несколько дней, бесконечно прокручивая мысленно, как кинопленку, ту волшебную секунду. Он помнил аромат её духов, холодок на губах от её прохладной кожи. Он улыбался, купаясь в этих воспоминаниях. Но почему она плачет, внезапно подумалось ему, когда он согнал пелену дремотных грёз. Мозг, околдованный иллюзиями, долго не мог вернуться в действительность, реальную грубую действительность. И он, как одурманенный, ждал, что вот-вот появится ее муж и рассерженно спросит, кто обидел его жену.

Но вдруг он вспомнил всё, что произошло, и чуть не лишился чувств. Ему было очень скверно: начало тошнить и морозить, и ещё сильно болели и ныли суставы, будто кто-то пробовал их на излом; он задрожал всем телом. Понимая, что это начались приступы болезни, он попытался расслабиться и сосредоточиться на чём-то. Женщине было ещё хуже, она не просто дрожала – её била такая дрожь, что руки и ноги ходили ходуном. Приглядевшись, однако, он сообразил, что это не лихорадка – ею овладела страшная истерика. Не понятно, как ещё до этого она могла сдерживаться…

Стоило неимоверных усилий как-то успокоить её. Она рыдала в голос, умоляла о чём-то, просила прекратить пытку, прервать мучительный остаток жизни. В слабой, изящной, хрупкой женщине вдруг появилась такая зверская, неодолимая сила, что мужчина, не справляясь с нею, боролся во всю свою физическую мощь, на которую был способен. Отброшенный ею, он несколько раз летел и больно ударялся о стену отсека. В порыве заставшего её необычайного безумия и отчаянья, ломая до крови ногти, она пыталась выломать иллюминатор. И он готов был поклясться в тот момент, что она сумеет сделать это, несмотря на титановый сплав и сверхбронированное стекло. Она рвалась прочь из этого корабля на свободу, где бы кончился этот кошмар, вся эта жуткая мистерия с близким и неотвратимым финалом. Ей так хотелось жить! За что же приговорили её?.. Только несколько пощёчин, жёстких, хлёстких сумели привести её в чувство.

Она смотрела на него непонимающим, удивлённым взглядом, озираясь вокруг, словно ища потерянную вещь. До этого напряженная и натянутая, как струна, она обмякла в его объятиях и тихо, облегченно заплакала.

– Как хочется ещё раз хоть два шажка сделать по земле, – шептала она горячими губами, и он, слыша неизмеримую тоску в её голосе, представил асфальт, залитый теплым осенним солнцем. Ветерок кружит опавшую листву. В выбоинах и трещинах дороги робко пробивается сорная трава. Асфальт ещё сырой после вчерашнего проливного дождя, и под яркими лучами испаряет свежесть. Шаги легки и быстры, и каждый их звук разносится широко-широко в прозрачном осеннем воздухе. Так спокойно и свободно, что невольно переходишь на бег: без усилия отталкиваешься от огромного земного шара, чтобы через мгновение, как только приблизится он, снова оттолкнуться.