Лев Мышык - Ночь святого Кондратия [СИ]

— А я сказал, что выйдешь!

Латная перчатка оставила вмятину на дубовой столешнице. От удара немного великоватая баронская корона наехала на глаза, и поправлять ее пришлось второй рукой.

Разгладить этой же рукой морщины у барона не получилось. Он вздохнул, покосился на свой недавно штопанный упелянд (Все лучшее — дочке, она хотя бы не коренастая, как я — а стройная, вся в мать… Правда, и капризная. В нее же…)

Барон откинул со лба темные с проседью космы и повторил, выпячивая челюсть:

— Замуж! И нечего тут мордой крутить!

После чего повторно громыхнул в столешницу крепким кулаком — кулак этот прекрасно помнили все соседи барона, и все залетные рыцари, которым не свезло стоять против него на турнирах.

Дочка скуксила красивое личико, сглотнула слезы:

— Но он же старый! Тридцать лет уже!

— Двадцать восемь! — рубанул отец, — Да я в его годы! На коня без стремян запрыгивал! А уж скольких пере… Перецеловал, — покраснел отец.

— Но он же служит дьяволу! — дочка перекинула длинные светлые волосы через руку, поднимая повыше, чтобы не волочились по полу.

— Причешись, — мрачно прогудел барон. — И косу заплети.

— А святой отец тоже говорил, что граф Дебиан служит дьяволу!

— А отцу Теребонию на моей земле лучше бы следить за добронравием поселян. А не лезть в семейные дела… — совсем успокоившись, барон почесал нос латной перчаткой. И перечислил дочери ожидаемые выгоды брака:

— Замужество с графом. Титул. Он принят при дворе — наш род славен доблестью, а Дебианы больше по дипломатической части. И уж им-то король обеднеть не позволит.

Девушка молитвенно сложила розовые ладошки перед высокой грудью:

— А любо-овь?

Отец вздохнул:

— Вот я сгребу все твои романы. И в топку!

И резко переменил тему:

— Утром помолвка. Посидишь запертая в покоях. Нынче ночь святого Кондратия, нечего шастать по двору.

Падать в обморок и заламывать руки Зафира не стала: давно узнала, что на отца не подействует. Разве что можно напроситься на аккуратную порку — через мешок, чтобы перед помолвкой кожу не попортить… Как будто кобылу перед ярмаркой, фу!

Глодаемая сразу возмущением, бешенством, обидой и страхом перед замужеством с дьявольским графом Дебианом, девушка поднялась в свои покои на верхушке главной башни. Перейдя из гулкого, холодного главного зала в уютную комнату, Зафира рухнула в кресло перед пылающим очагом, и, обняв большую полосатую подушку, предалась отчаянию.

Высоко над головой замковые часы принялись отбивать вечернюю стражу. Душный вечер предвещал ночную грозу. В узкое высокое окошко протянулись последние лучи заходящего солнца, высветив давно знакомые лица на гобеленах. Вот предок-основатель замка… Полторы тысячи лет, подумать только! И доспехи на нем странные: кираса округлым бочонком, руки-ноги в железе, но локти с коленями по древней моде не прикрыты щитками. Шлем несуразный, с огромным вырезом перед лицом… Наверное, тогда не сражались копьями. Но ведь и меча у него тоже нет! Может, он волшебник?

Или…

Или вообще чернокнижник… Сохрани и помилуй святая Беос! Пусть мужчины об этом думают! Лучше посмотреть на гобелен правее, где знаменитая баронесса Гизелла проезжает городом, прикрытая одними волосами. А мелкие фигурки подданных стыдливо отворачивают лики от ее непорочной красоты… Город вырос лет через пятьсот, как говорил замковый учитель. А еще через пятьсот лет предки Зафиры впервые прославились, отбивая нашествие Песчаных. И с тех пор главной добродетелью баронов Рыск сделалась непревзойденная воинская доблесть… Зафира вспомнила, что папа мечтал о сыне, но после первых родов мама заметно ослабела, и больше детей не появилось. Ну, не считая бастардов. Фу, воспитанные девушки не заговаривают об этом к ночи…

Кстати, не пора ли ложиться спать?

О нет, она, разумеется, не заснет этой ночью! Зафира будет рыдать, сетовать на судьбу, проклинать жестокосердие отца, перемывать кости жениху…

Девушка стукнула в медную тарелочку, вызывая камеристку:

— Константа!

В самом деле, не в одиночку же перемывать кости дьявольскому графу Дебиану! Чтоб у него отсохло… То самое, что воспитанная девушка едва не произнесла вслух.

Вошедшая камеристка согнулась в положенном поклоне:

— Госпожа изволит одеваться ко сну?

— Что за глупые вопросы! — Зафира раздраженно дернула изящной ручкой, — Я ни за что не засну! Ни сегодня! Ни завтра! Я никогда не засну! Меня выдают замуж.