Михаил Юрьевич Харитонов
Золото твоих глаз, небо её кудрей
(Золотой Ключ, или Похождения Буратины. — 2)
Повествование в отмеренных сроках,
семидесяти четырёх действиях,
пяти бездействиях,
шести интроспекциях,
двух аналитических сводках,
трёх наставлениях,
четырёх справках, семи справочных материалах,
двух официальных документах и одном неофициальном,
двух справках-синопсисах и одной справке-ориентировке,
двухчастной ретроспективе,
двух выносках и одной врезке,
одном лирическом отступлении и одном нелирическом,
выдержке из секретного доклада, предоставленной к сведению,
одном историческом обзоре,
обширном пояснении для читателей не вполне проницательных,
бэд трипе, хард джобе и энаве сайде то хе стори,
одном мистическом видении,
трёх этапах большого пути,
читательской инструкции,
фрагменте документации, экспресс-консультации,
флешбеке, эквифинале,
физиологическом очерке,
торжественном напутствии,
рекламной паузе,
пьесе в стихах, с небольшим, но достойным предисловием,
двух частных письмах,
с упоминанием ночи и утра,
также и КТ 8885 %37181 сек. 238,
а равно и во множестве цитат из разнообразных текстов,
аллюзий, намёков различной толщины и рискованности,
отсылок и указаний, перечислять кои было бы долго,
а в общем и целом — в русских словах,
приличных и неприличных, обычных и необычных,
на всякий вкус, любой цвет и разный аромат,
в числе немалом, но достаточном,
расставленных автором в надлежащем порядке
для пользы и удовольствия
г-на Читателя.
Alas, poore Booke, I rue
Thy rash selfe-love; goe, spread thy pap'ry wings:
Thy lightnes can not helpe, or hurt my fame.
Thomas Campion. The Writer to his Booke
{1} 1 небольшое стихотворение Томаса Кэмпиона (1567–1620), обращённое к его книге «Observations in the Art of English Poesie», исследованию английского стихосложения. Язык тогда отличался от нынешнего, так что не удивляйтесь.
ТОРЖЕСТВЕННОЕ НАПУТСТВИЕ
Ты в пути, моя книга, в тяжёлом и трудном пути.
Глухими окольными тропами бредёшь-пробираешься ты к читателю своему, моя книга. Мысью серой пластаешься ты промеж интеллигентских котурнов и охранительских берцев. Иные тебя бранят; некоторые — недостаточно восторгаются; многие даже гнушаются тобою, как овидьевым свитком элегий {2} 2 Подразумеваются «Скорбные элегии» Овидия, написанные после изгнания из Рима. Вероятнее всего, имеется в виду первая элегия первой книги, где автор обращается к свитку со своими стихами и предупреждает его о возможности холодного приёма.
или велесовыми дщицами {3} 3 Имеется в виду так называемая «Велесова книга», якобы вырезанная на деревянных дощечках, которые потом сгорели и т. п. Я пытался, кстати, читать, но чота не вштырило. Особенно же смутило и расхолодило то, что на интернет-странице с текстом оного сочинения были размещены постоянные ссылки на журнал «Организмика», газету «Пенсионер и общество» и «Энциклопедию свастических символов».
.
Вот пример. Тайный мой друг, поэт Караулов, сосватал тебя, моя книга, в лонг-лист престижной литературной премии. Много ль ты обрела с того почёта, признания? Вовсе нет! Маститые литераторы, члены жюри, тебя распяли, пригвоздили и похоронили за плинтусом, отвалив на прощанье щедрых духовных бздянок. К примеру: скверно отозвалась о тебе литераторша Погодина-Кузьмина. Едкой лисьей щёлочью обрызгала нежные странички твои, о моя прелесть, литераторша Погодина-Кузьмина! Стыдно! — а ещё женщина! Хотя мужчины тоже хороши. В том же жюри засевший литератор Пермяков посмотрел на тебя, моя прелесть, узколобо. Он не услыхал твоей музыки, он не увидал твоих слёз, цветов и радуг. Он даже не содрогнулся, хотя было ведь от чего. Он чувств никаких не изведал. Мужлан! — чтобы не сказать хуже.
И это ещё не всё. Опять же к примеру: известнейший фантаст, гуру жанра, некогда меня заметивший и ободривший {4} 4 Не будем говорить, кто это был, хотя это был Сергей Лукьяненко.
, не так давно признал меня очень талантливым (ну, тут он был прав, согласимся) — но тут же и похулил тебя, моя книга, обозвав — наполненной мерзостью. Нет, ну каково? — а ведь он писатель, инженер человеческих душ. То-то души у нонешних людишек такие кривые, косые, корявые и морально устаревшие, как автомобиль «Москвич-408 {5} 5 советский заднепроходный малолитравчатый автомобиль II группы инвалидности с кузовом типа четырехвёдерный седан. Выпускался с 1964 по 1975 годы. Кстати, на самом деле зря я его так: для 1964 года то вполне себе машина, где-то как-то даже на уровне тогдашнего автомобилестроения. Увы, для 1975 это было уже позорище.
»!
Читать дальше