Джон Пристли - Король демонов

Но Королева фей не затмила своего сверхъестественного партнера. Ничто не могло бы затмить его звучного баса и великолепной пластики. Они превратили этот украденный и изуродованный дуэт в произведение искусства, полное глубокого смысла. В нем слышалась битва Неба и Ада. Занавес опустился при довольно громких, но редких аплодисментах. В Браддерсфорде очень любят музыку, но, к сожалению, самые завзятые меломаны не ходят на премьеры феерий, иначе восторгу публики не было бы конца.

– Грандиозно, – сказал мистер Барт, все это видевший и слышавший. – Ничего, Джим. Пускай они поклонятся. Вы двое, идите кланяться! – И когда оба они поклонились – мисс Феррар, вся дрожа от возбуждения, а Король демонов, которого происходящее явно забавляло, спокойно, почти презрительно, – мистер Барт продолжал: – Я вам говорю, в другом городе пришлось бы просто остановить спектакль. Но здесь с ними беда: не хотят хлопать и все тут. Тяжелы на подъем.

– Вы совершенно правы, мистер Барт, – заметила мисс Феррар. – Их трудно расшевелить. А хорошо бы! Правда, мистер Айртон?

– Напротив, расшевелить их очень легко, – произнесла высокая фигура в малиновом костюме.

– Если это вообще возможно, то сейчас они должны были бы проснуться, – ответила мисс Феррар.

– Вот именно, – согласился мистер Барт снисходительно. – Вы были грандиозны, Айртон. Но этих ничем нельзя расшевелить.

– Можно, можно. – Король демонов, который, как видно, очень вошел в образ, потому что еще не возвратился к обычным интонациям, щелкнул своими Длинными пальцами приблизительно в направлении зрительного зала, издал короткий смешок, повернулся и вдруг бесследно исчез, что, впрочем, и нетрудно было сделать, так как за кулисами всегда уйма народу.

Полчаса спустя мистер Барт, его директор и помощник режиссера пришли к единодушному выводу, что в Браддерсфорде что-то неладно. Должно быть, вино в этом городе лилось, как вода, – другого объяснения не было.

– Или они все пьяны, или я, – кричал помощник режиссера.

– Двадцать пять лет показываю им феерии, – сказал мистер Барт, – но такого никогда не видел.

– Зато по крайней мере никто не может сказать, что они недовольны.

– Недовольны! Они слишком довольны! Они там все с ума посходили. Честно говоря, мне это даже не нравится. Уж слишком это хорошо.

Помощник режиссера взглянул на часы.

– Во всяком случае, спектакль здорово затягивается. Интересно, когда мы кончим с такими темпами? Если так пойдет каждый вечер, придется настричь купюр на час, не меньше.

– Вы только послушайте, что там творится, – сказал мистер Барт. – И это ведь самая старая хохма во всем спектакле. Вы только послушайте! Нет, черт возьми, они все выпивши!

Что же произошло? А вот что: просто-напросто публика вдруг решила вести себя так, как в Браддерсфорде не было принято. За браддерсфордцами давно установилась печальная слава людей, которым трудно угодить – и не по причине особой изысканности их вкуса, а главным образом потому, что если уж им приходится выкладывать деньги, то они требуют взамен чего-нибудь такого, что оправдало бы затраты, и обычно приходят в места увеселения в мрачном и подозрительном расположении духа. Наиболее выносливые импресарио любят показывать свои премьеры именно в Браддерсфорде, зная, что если спектакль прошел там, он пройдет где угодно. Однако последние полчаса принесли столько смеха и аплодисментов, сколько театр «Ройял» не слышал и за полгода. Каждый выход вызывал бурю рукоплесканий. Самые пустяковые и заезженные шутки и трюки заставляли весь театр визжать, реветь и ходить ходуном. После каждого музыкального номера раздавались настойчивые требования биса. Даже арестанты, специально выпущенные из тюрьмы ради этого спектакля, вряд ли оказались бы более благодарной аудиторией.

– Знаете, – сказал Джонни Уингфилд, вернувшись со сцены, где он изображал старуху, преследуемую коровой, – мне что-то страшновато. Что с ними такое? Это что – новый способ освистывать?

– Меня не спрашивайте, – сказала Первая травести-мальчик. – Я здесь всегда была любимицей публики, это вам может подтвердить мистер Барт, поэтому я нисколько не удивилась, что они так принимают меня, но что они делают теперь! Устраивать столько шума буквально из ничего – это же курам на смех! И спектакль затягивается.

Еще через четверть часа этого дикого восторга, этого бреда мистер Барт недовольно говорил, обращаясь к Первой девочке и стоя к ней более чем вплотную, против чего Первые девочки, как правило, не возражают: