Михаил Бабкин: Везунчик

– Эх, везунчик! – напоследок с неожиданной злобной завистью прошипел кто-то ему в спину. Борис Борисович вздрогнул и ускорил шаг.

– Приду домой – напьюсь, – обречено решил он, – без закуски, до остолбенения, вусмерть. Вот именно, – и почти бегом припустил вплотную по-над домами, вдоль злосчастного трамвайного пути, то и дело шарахаясь от фар встречных машин.

– Везунчик, – шипел он и плевался вслед авто, – вам бы так повезло, сволочи! – Изредка Казалов крепко ругался, вспоминая интонацию последнего доброхота. Короче, по пути домой он совсем не скучал, от души разряжая свой лихой стресс.

Однако на этом его радостные приключения не закончились. Возле родного подъезда панельной многоэтажки, где на пятом этаже проживал пенсионер от авиации, стояли три пожарные машины, одна милицейская и «скорая помощь» с включенной мигалкой. Пожарные неторопливо, с профессиональной скукой скатывали брезентовые хоботы брандспойтов, не обращая внимания на бестолково шумных зевак. Борис Борисович напористо протиснулся сквозь строй плотно сжатых, как спички в коробке поджигателя, людей и остановился возле ступенек.

Прожектор бил с крыши одной из машин, ярко освещая черные окна квартир на погоревших этажах. Четвертом и пятом. Раскрытые окна кухни его квартиры единственные блестели целыми стеклами, с закопченного подоконника капитулянтским флагом свешивался халат жены.

– Муся! – вне себя заорал Казалов и кинулся вверх по ступенькам. – Что случилось?! Муся!

– Секундочку. – Рослый милицейский сержант перехватил Бориса Борисовича у двери подъезда. – Вы живете здесь?

– Тут я, тут!.. – Казалов, не найдя слов, потыкал рукой в сторону окна с халатом. – Жена где? Муся моя где? Жива?

– Ясно, – милиционер отпустил руку Бориса Борисовича, – не беспокойтесь, жива. У врачей спросите. Единственная пострадавшая. – Сержант как-то странно посмотрел на Казалова, козырнул и ушел к ПМГ. Борис Борисович бегом припустил к «скорой».

– А, так это вы муж потерпевшей, – невнятно поприветствовал его стоявший у машины дежурный врач, спешно дожевывая бутерброд. – Ее уже увезли в БСМП. Ногу вывихнула, когда из окна прыгнула. Ничего страшного, недельку полежит и выпишут, как новая будет.

– Ногу вывихнула… из окна выпрыгнула… – механически повторил Казалов.

– Да не стоит так сильно переживать, – врач добродушно похлопал Бориса Борисовича по плечу, – задним числом не стоит. Все одно уже ничего не поправить. Впрочем, одно скажу: повезло вам. У соседей ваших утечка газа случилась, дотла хата выгорела, а у вас обои на смежной стене только чуток обуглились. Да и жена ваша всего лишь ногу повредила. Это с пятого-то этажа!

Врач залез в кабину «скорой», высунулся оттуда и, улыбаясь, крикнул:

– Везучий вы человек! Очень везучий, – захлопнул дверцу и машина уехала. У Бориса Борисовича внутри все сжалось от благожелательных слов врача, точно дали Казалову кулаком поддых. Вот оно что! Везучий. Да-да, везучий. Ненормально, до тошноты везучий. До ужаса.

Казалов отошел от дома подальше (разбираться с квартирой он будет позже), сел на лавочку под фонарем и закурил. Руки дрожали; Борис Борисович с тупым равнодушием смотрел на пляшущий огонек сигареты. Потом достал из сумки лотерейный овал, задумчиво уставился на него. «Счастье». Везение, если сказать иначе… Везение ли? Под колесами не погиб, квартира не сгорела, жена не разбилась. Счастье с приставкой «не». Везенье с очень горьким привкусом.

– Интересно, – подумал Казалов, – а если бы я не выиграл? Просто не купил билет, что тогда? Может, и не было бы такого «счастья»… А жил бы, как и раньше. Без приключений.

– Просто мистика какая-то, – Борис Борисович с досадой плюнул в землю окурком, потом, не торопясь, порвал лотерейный билет на мелкие кусочки, уронил их в слякоть и тяжело пошел в сторону тающей толпы.

Утром Казалов первым делом съездил в больницу, отвез жене передачу: бананы-апельсины с парой шоколадок. Муся чувствовала себя хорошо, но толком не помнила, что же с ней вчера произошло. Вроде сначала сильно бубухнуло на улице, а после ее подхватило ветром и швырнуло из кухни в окно. Единственное, о чем Муся знала наверняка, – это то, что на кухне она была в халате, а в «скорой» очнулась вовсе голой. Об этом чертовом халате она прожужжала Борису Борисовичу все уши, пока он сидел с ней, и потому Казалов постарался удрать побыстрее. Когда Борис Борисович прикрыл за собой дверь, следом он услышал веселый Мусин голос: