Я швырнул своё тело в песок раньше, чем в голове зародилась мысль. Упал, перекатился, что бы сменить позицию и заодно осмотреться.
— Вжик, вжик, вжик! — что-то с силой ударяло в песок рядом, подымая фантанчики.
Перекатываясь, я успел увидеть, как напряжённо застыла Огава, выцеливая что-то в небе, и пикирующих на нас оттуда крылатых чёрных тварей. Ушли одна за другой в небо две стрелы. Слишком далеко от тварей!
— Вжик, трень, трень! — сказала смерть.
— А-а! — отчаянно закричала девочка, падая на колено, но упрямо натягивая тетиву с третьей стрелой. — Сгииинь! — надрывно выкрикнула она, спуская стрелу. Стрела внезапно полыхнула, грозным огненным росчерком вспоров небо. Одна из крылатых тварей брызнула перьями и чёрными угольками, рухнула с неба обугленным комком шлака, оставляя за собой след чёрного дыма. Огава падала на спину. Я бросился к ней, в последний момент поймав на руки её плечи.
Не помню, кажется, я что-то отчаянно кричал…
— Нееет! Гадство! Нет!
Не помню, кажется, я в чём-то клялся…
— Найду! Клянусь, найду и всех уничтожу! Всех!
Помню, Огава Иоши грустно улыбалась мне, а по её лицу текла тоненькая струйка крови из раны на виске. Из-под ключицы торчало чёрное перо. Ещё одно торчало под левой грудью. Но это же в стороне от сердца! Всё же обойдётся?
— Уходят! — рявкнул Железный Дровосек. В следующую секунду он размахнулся, дико зарычав, и зашвырнул свой топор в облака! Топор с шумом взлетающего самолёта сверкнул серебряной косой, вычерчивая в небе белёсый след.
— Крак! — успела каркнуть крылатая тварь, в следующее мгновение брызнув перьями. Сверкающий топор развернулся в небе, подобно бумерангу, и вторая тварь даже каркнуть не успела.
— Трень! — устало доложил топор, врубаясь в песок у самых ног Железного Дровосека.
— Заткнись, истеричка! — рявкнул сенсей мне. В следующую секунду его стальная длань легла мне прямо на голову, и истерить как-то резко расхотелось.
— Огава! Смотри на меня! — склонился над девочкой наш сенсей. — Смотри и слушай! У меня есть эликсир жизни. Это редкая и дорогая, но очень-очень сильная штука — эликсир жизни! Его вливают в рану, и он способен заживить любые, даже смертельные раны! Но может оставить безобразные шрамы, понимаешь? Жуткие, уродливые шрамы!
«Ну, вот чего он всё разъясняет?» — билось у меня в голове, — «Нельзя же сейчас терять время! Потом бы объяснил! И про шрамы-то он зачем говорит?!» — но я стиснул зубы и терпел. Первое правило нубо-мага же: — «сенсей всегда прав».
— Но есть другой вариант. Ты случай тот с кружкой канры помнишь? Ну, когда я кружку разбил, и заставил её восстановиться? Это не регенерация, это словно сдвиг во времени, понимаешь? Сейчас я волью в твои раны волшебный эликсир. Он заставит твоё тело восстановиться. Твоя задача в том, что бы направлять эту силу не в сторону регенерации, а в сторону восстановления. Понимаешь? Магия восстановления заставит твоё тело вспомнить, каким оно было до удара. И никаких шрамов быть не может, понимаешь? Ты сумела стать настоящим магом, когда сожгла ту гарпию. Соберись! Сконцентрируйся! Готова? Почувствуй токи магических энергий вокруг ран. Ты же учишься магии, верно? Вот и учись! Контролируй восстановление своего тела.
Девочка, до крови закусив губу, кивнула. Мэтр выдернул из неё острые перья, и осторожно залил ранки прозрачной жидкостью из фляжки, которую всё это время держал перед собой.
— Слово волшебное скажи! — потребовал у неё сенсей. — Сильное какое-нибудь, заветное! Что-нибудь, что лично тебя за душу берёт!
— М… мамочки! — отчаянно всхлипнула Огава.
— Сойдёт, — кивнул Мэтр. Какое-то время ничего не происходило.
— А тебе, Маус, опять назначается позорное звание лузера, — тихо, но твёрдо проговорил Железный Дровосек. — За истерику.
— Простите, сенсей, — заговорила Огава, — я признаю ваше право заводить любимчиков, но должна вам заметить, что вы настолько переходите границы приличий, что обижаете всех прочих ваших учеников.
Я глупо захлопал глазами. Любимчик? Я? Сколько раз я «лузер»? Что-то я со счёта сбился. Это у них в Японии такие чудные представления о любимчиках, или я чего-то не понял?
— Ты права, — серьёзно кивнул нахмурившейся башкой Мэтр. — Я прошу прощения.
Он выпрямился над нами, огляделся, хлебнул из фляжки в руках, и объявил:
— Огава Иошши, ты получаешь позорный титул «лузера»!
— Офанареть! — заявил я. — Её-то за что ругать?! Она же сумела! Видали, как она стрельнула?!
Читать дальше