Татьяна Устименко - Дочь Господня

В центре бело-голубых покоев возвышалась широченная двуспальная кровать, на которой в эффектной позе свободно разлегся нагой Натаниэль, едва прикрытый уголком тонкой простынки. Оливия тут же развязно пихнула меня в бок, недвусмысленно намекая – мол, смотри, худобина, от какого счастья ты отказалась! Правда, я так и не поняла, что более впечатлило воинственную валькирию: прекрасный юноша или же поистине умопомрачительное произведение искусных миланских мебельщиков.

На размеренно вздымающейся загорелой груди ангела чернел раскрытый том «Катехизиса», а рядом с кроватью небрежно валялось совершенно не уместное в этой комнате дарвинское «Происхождение видов». Оливия невежливым пинком перевернула знаменитый биологический опус, искренне недоумевая, чего это Натаниэль увлекся столь неподобающим ему чтивом. Ангел деликатно всхрапнул и перевернулся на бок, толстенный религиозный сборник вопросов и ответов звучно хлопнулся на пол. Простыня сползла, нескромно обнажая самое сокровенное… От неожиданности я вскрикнула. Натаниэль тут же раскрыл заспанные глаза.

– Аллилуйя! – привычно начал он. – Оба-на, если Магомед не идет к горе… – его красивые губы расплылись в победной улыбке. – Да ты никак передумала, Селестина…

– Не разевай на нее клюв, пернатый! – мрачно оборвала его Оливия. – Будь на то моя воля, я бы вообще всех вас кастрировала, начиная с ловеласа Уриэля…

– А вот и гора, легка на помине, – саркастично хмыкнул ангел, кокетливо прикрывая ладошкой причинное мужское место. – А как же тогда прикажешь поступать молоденьким экзорцисткам, в одночасье лишенными божественной помощи?

– Дурак наивный, вот наша лучшая защита! – безапелляционно заявила Оливия, любовно поглаживая вороненую рукоять «Беретты».

Ангел возмущенно приподнялся, хватаясь за смятую простыню, и только приоткрыл рот, намереваясь дать достойную отповедь самонадеянной валькирии, как я торопливо вмешалась в их отнюдь не мирную беседу, стремясь предотвратить назревающий скандал.

– Нат, ты с чего это вдруг взялся Дарвина читать?

– Да вот решил проверить, изменяла ли Ева Адаму, – склочно буркнул ангел, обвиняюще тыча пальцем в «Катехизис».

– С кем? – обидно гоготнула Оливия, явно сомневаясь в умственных способностях белокурого красавца.

– С кем, с кем! – сварливо передразнил ее возмущенный Натаниэль, шумно взмахивая крыльями. – А это вы своего Дарвина спросите, разлюбезного! Это ведь он, еретик поганый, утверждает, что люди произошли от обезьяны.

– Да что ты несешь, охальник? – пожарной сиреной взвыла шокированная ангелица, выставив острые ногти и угрожающе направив их в лицо Натаниэлю. – Вот я на тебя Гавриилу пожалуюсь!

– Ага, сейчас! – злорадно возопил ангел, замахиваясь злополучным томом антибожественной галиматьи. – Люди-то, может, и от обезьян, а вот ты, толстомясая, точно от Кинг Конга!

Я безудержно хохотала, прикрываясь всеми позабытым «Катехизисом» и громко икая от смеха. Но Оливии было не до веселья. Всерьез разозленная валькирия тяжело прыгнула на кровать, жалобно скрипнувшую под ее немалым весом, и попыталась ухватить за предплечье яростно отбрыкивающегося Натаниэля. Растопыренные пальцы ангелицы вскользь мазнули по его обнаженному плечу, оставляя четыре кровоточащих борозды. Ангел взвыл от боли и ударил девушку мощным, широко распахнутым крылом. Клубок из двух переплетенных, рычащих и сопящих тел покатился на пол, рассыпая белоснежные перья и клочья разодранной простыни. Я бестолково хлопала ресницами, соображая – то ли бежать за кувшином холодной воды, дабы поумерить пыл противников, то ли разнимать их безотказным, но весьма шумным способом – выстрелом в воздух. Но внезапно в мою голову пришла гораздо более оригинальная идея.

– Спасайся, стригои идут! – заполошно заорала я, рискуя сорвать голос. – Хотят нам секир-башка делать!

Клубок мгновенно распался. Я насмешливо рассматривала Оливию – косы расплелись, блузка разорвана, под глазом стремительно наливается огромный лиловый синяк. Натаниэль держался победителем, с нарочитой небрежностью прикрываясь остатками простыни. Несколько маховых перьев на его крыльях висели только на честном слове, того и гляди выпадут.

– Хватит! – брезгливо поморщилась я. – Клянусь святой Агнессой, вам бы двоим в курятнике разборки устраивать. Шум, пух, перья… Стыд и срам, а еще – ангелы… Вроде, совсем разные, на первый взгляд, но если вдуматься – вы так между собой похожи…