Владимир Михальчук - Алексей Поркин, гроза Империи (краткий справочник по 101-му штампу в фантастике)

Старый шпион расстрелянной юдами республики (такой мертвой, что не заслуживает даже на заглавное «Р») отринул от скважины в портьере.

— Проклятые извращенцы! — он сплюнул сквозь зубы. — Вот он, цвет их нации. Голубизна и звезда, кошмар!

Он вытащил из кармана длинного пальто толстую бумажную книжечку и сделал в ней несколько записей.

— Сопротивление обрадуется… — Старый шпик бесшумно растворился в окне. — Какой камень?

Этим же вопросом задавался и капитанус, отрываясь от игры с шеей и копчиком. Он задумчиво потер лоб, потом затылок. Потом еще раз лоб, еще раз затылок и, наконец, задницу. Зародыш мысли, зародившийся в его застоявшемся мозгу, неуверенно затрепетал и родился. От первой среди служивой жизни мысли капитанус Браубург ошарашено насторожился и понял: вот оно! То есть она — мысль. Первая! Ее надо беречь. Впервые за двадцать лет — мысль. Может, я заболел? Он нащупал пульс на запястье — нет, все нормально. Капитанус гордо вскинул голову, совершенно забыв о занятной части своего тела чуть пониже пояса. Я умный! У меня теперь и мысль есть…

В голове бешено кружилось: Разбогатеем — Камень — Девка — Разбогатеем — Камень — Девка — Разбо… И, наконец, самая сладкая мыслишка: Отомщу им всем! Кому конкретно — неизвестно, но во главе длиннющего, как торпедный хвост списка гордо реяло имя полковникуса Збандельберга.

Довольный открытием в себе, Браубург устремился к плацу, где только что расстреляли двоих «государственных изменников», и сейчас паковали тела в целлофан — на удобрения. Ну не выбрасывать же ценную органику, в самом деле!

Завидев командира, солдаты, уже полностью экипированные для задания, повыскакивали в струнку и замерли.

— Чего ждем?! — набрал командирского тона капитанус. — Наряды и прочие дела — на потом! Все на поиски Ирэны Бартомо. Из-под земли достать! Нашедшему — сто премий от командования.

Дружный рев.

— Не найдете — кара! От меня… — ощерился Браубург.

Дружный вой.

— Выполнять!

— И еще! — бросил вдогонку топоту сапог капитанус. — Найдете девку — вести ко мне, не к полковникусу, а ко мне! Провинитесь, проведете ночь в моей постели!

Топот участился и вскоре исчез за воротами временного лагеря.

Проходя мимо полицейского отделения, я весь напрягся в ожидании обвинительных выкриков и оглашений приговоров, но, хвала Всевышнему, обошлось. Ментусы безразлично проводили меня взглядами и сосредоточились на понятных только им криминальным разговорам.

Этих представителей власти я, как и каждый другой житель этого, когда-то военного республиканского города, боялся до дрожи в конечностях. Господа ментусы были тварями куда похуже чистокровных юдей и, уж тем более, солдат юдистов. В то время, когда в солдаты насильно волокли рекрутеры, а первые являлись просто коренными сволочами, ментусы отличались тем, что славились как коренные суки. В их ряды вступали по доброй воле! Самые презираемые уроды в стране, люди, за спиной которых тянулся хвост из преступлений против своего народа. Бандиты и нелюди, которых в родных городах и селах ждали виселица и топор. Убийцы и насильники, скрывавшиеся от родни и своих поступков, ставшие неприступными для местного правосудия. Маньяки и психи, обожавшие Императоруса, который подарил им вторую жизнь, куда пострашнее предыдущей.

Ощущая на спине холодные мурашки от чужих взглядов, я перешел улицу на зеленый свет. Слева завизжали тормоза, и военный антиграв закачал бортом почти возле моего лица, которое мгновенно перекосилось.

— С-скотина, — завизжал тоненьким голосом пилот армейского грузовичка. — С-су…!

— Прикрой пасть, служивый, и плохо твоей не станет!

Я поднял ноющий кулак и пригрозил им пилоту. Тот, собираясь еще чем-то меня обрадовать, при виде моей подбитой физиономии, нажал на газ и двинулся по улице. Хвала Всевышнему, прочь.

— Что происхо… — в окне антиграва промелькнула рожа юдистского капитануса. Это я ему, кажется, вчера расквасил нос бутылкой из-под пива. При виде моей особы, его глаза вытаращились, но машина уже пронеслась мимо и канула за поворотом. Вдали провизжали тормозные дюзы, но ждать на скорую расправу желания у меня не было — не дурак, поди, и не наивный.

Я, не раздумывая, бросился бежать, только ехидный смех мальчишек беспризорников, толпившихся возле банановой лавки, остался виться на покинутом перекрестье.