Кэтрин Коути: Bücher, Bücher!

Но эта идея дала фору всем предыдущим.

— Может быть, вы все же подумаете, а? — Куколь нервно топтался на месте, замечая, что в глазах наследника фон Кролоков зажегся недобрый огонек.

— Вот еще, стану я думать, когда и так все ясно. Видишь ли, с предыдущими советами ничего не получилось, потому что они вынуждали меня идти против моей природы…

— Особенно «пригласите подругу собирать полевые цветы».

— Право, не представляю, отчего Альфред так перепугался?

— Сударь, вы вывели его в поле ночью, дали в руки лопату и приказали копать…

— А как еще мы достали бы эти треклятые цветы? Снег ведь был по колено.

— Ваше сиятельство!

— Ну хорошо, я перестарался. Чуть-чуть. Зато вот этот совет полностью соответствует моему мировоззрению. Вот ответь, почему?

— Потому что жестокость — это ваше второе имя, — заученно произнес слуга.

— Да, — вставил Герберт скромно, — крики жертв это музыка для моих ушей. Продолжай.

— Потому что вы парите в бездонной тьме на крыльях ночи и отнимаете жизни других, дабы продлить свое собственное существование, которое, впрочем, преисполнено печали и различных психологических травм, ибо вы отлучены от света и бессильны изменить свою судьбу, — горбун вопросительно посмотрел на хозяина — хватит или продолжать?

Поскольку он часто прислуживал на сборищах вампиров, Куколь мог на лету составить пару тысяч предложений, просто комбинируя такие ключевые слова, как «кровь», «отчаяние,» и «вечность.» На всех посиделках разговоры гостей вращались вокруг Темного Дара, а так же вокруг результатов Тридцатилетней войны и вариаций на тему «И хватило же у вас, сударь, наглости без спросу затравить ежа на моих охотничьих угодьях в 1567 году.» Причем последняя тема превалировала.

Фон Кролок-младший снисходительно кивнул.

— Достаточно, Куколь. Насколько позволяет тебе твой примитивный интеллект, ты обрисовал ход моих мыслей. Да, я буду холоден! Пусть теперь Альфред сам помучается, пусть сам осознает, что такое неразделенные чувства. Пусть он наконец поймет, что творится в душе, когда твой возлюбленный весь день напролет поет псалмы, как семинарист перед выпускными, и ест чеснок горстями, будто карамельки! Все, начиная с этого момента, Альфред для меня не существует. Любовь как отрезало. Теперь осталось только определится, за кем мне ухаживать, чтобы уязвить его самолюбие. Таааак. Скажи, Куколь, кто самый любимый человек — пока что, повторяю, пока что! — в жизни Альфреда?

— Думаю, сударь, что это Профессор Абронзиус, — проговорил Куколь и вовремя пригнулся, потому что в его сторону полетела подушка, разбрасывая по дороге сонную моль.

— Куколь, ты, конечно, старательный, хорошо вышколенный слуга, но порою у тебя такие идеи бывают, хоть чертей вон неси. Неужели ты действительно подумал, что я — я! — буду любезничать с профессором Абронзиусом!

— Но ваше сиятельство изволили спросить…

— Чушь, лучше заново родиться, чем такое! Особенно после того, что он учудил вчера. Помнишь, как отец по своему обыкновению подошел к окну и, чуть прикрыв глаза, промолвил, что луна вновь скрылась, потому что не в силах видеть его лицо? На что Профессор прочитал лекцию обо всем от приливов до культа Артемиды, после чего заявил, что лунные циклы и физиогномика никак не взаимосвязаны. А отцу посоветовал прочесть пособие по логике для учеников начальных классов церковно-приходских школ! Когда отец, с каменным лицом, спросил, почему он рекомендует именно этот учебник, проклятый педант ответил, что надо же с чего-то начинать!

— Да, его сиятельство всю ночь ходил, как в святую воду опущенный. Я было хотел повеселить его и спросил, как ему нравится музыка детей ночи, но ваш батюшка сказал, что во-первых, у ночи не может быть детей, потому что она не способна размножаться. А во-вторых, волки не могут создавать музыку, потому что их развитие не достигло соответствующей стадии.