Андрей Черноморченко: Интерферотрон Густава Эшера

Вот и все, что я хотел сказать. Благодарю вас за службу, рад был нашему сотрудничеству. Перед окончательным расставанием готов выслушать ваши пожелания.

Богенбрум. Я не знаю, что подразумевается под окончательным расставанием, но надеюсь, что операция в Кулагангри, хотя и без моего участия, завершится. Мне кажется, что я имел дело с людьми слова.

Куратор. Поживем — увидим. Еще хотите что-либо сказать, Франц?

Богенбрум. Что со мною будет дальше?

Куратор. Традиционный вопрос. Вы отправитесь туда, куда попадают люди с вашей энергетической меткой. Больше не скажу. Прощайте! Вейвановский. Он исчез!

Куратор. Ему пора было отправляться. Он пока еще не освоился со своей новой оболочкой и неспособен задавать толковые вопросы.

Вейвановский. Как вы могли сотрудничать с ним, с силами зла?

Куратор. Давайте разберемся с терминологией, Морис. Вы причисляете Богенбрума к силам зла? На каком основании?

Вейвановский. Но он же из другого лагеря? Верно?

Куратор. Да. Других оснований у вас нет?

Вейвановский. В общем-то, нет.

Куратор. В таком случае вынужден вас разочаровать. Богенбрум принадлежит к силам добра. Просто в интересах операции использовался различный антураж.

Вейвановский. Тогда что же получается? Я, братья — мы принадлежим к силам зла?

Куратор. Вас это удивляет? До чего же это свойственно людям — непонятно на каких основаниях считать, что они всегда правы, что их поступки и мысли продиктованы исключительно добрыми намерениями. Ваша карьера наемного убийцы, Морис, — по-моему достаточное основание, чтобы раз и навсегда определить вашу принадлежность.

Вейвановский. Но вы? К каким силам принадлежите вы?

Куратор. На данный момент я нейтрален. Это и позволяет мне взаимодействовать и с такими, как вы, Морис, и с Богенбрумом. Впрочем, я бывал по обе стороны: можете мне поверить, разница невелика. Да вы и не успеете как следует понять, что к чему, когда попадете туда же, куда недавно ушли ваши братья: система понемногу начинает сворачиваться, гермафродит вот-вот увидит свой сон. Все исчезнет — и этот свет, и тот.

Вейвановский. И что же, никто не сможет ничего поправить?

Куратор. Поскольку нам с вами пришлось плотно работать последнее время, Морис, то скажу вам больше, чем стал бы говорить в присутствии Богенбрума. Этот эксперимент — всего лишь результат спора между двумя иерархами. Один из них утверждает, что ничего нельзя изменить. Другой придерживается противоположной точки зрения.

Вейвановский. Неужели они сами не знают?

Куратор. Они находятся на достаточно высоком уровне, чтобы не обладать даже средними мыслительными способностями. Я получил от них задание и его выполняю. Не могу сказать, чтобы с особым рвением, но в других местах у меня есть дела поважнее.

Вейвановский. Вы тоже исчезнете вместе с нами?

Куратор. Зачем же? Я не нахожусь в одной психической связке с вашей планетой, как вы, ваши братья или Богенбрум. Я — всего лишь мелкий галактический чиновник. Работаю там, куда пошлют.

Вейвановский. Так что же произойдет в Гималаях? Они смогут что-нибудь изменить?

Куратор. Посмотрим.

Вейвановский. Вы знаете, но не хотите говорить?

Куратор. Не хочу вас ни расстраивать, ни обнадеживать. Вы уверены, что в новом мире, если удастся его запустить из другого сна, найдется место для вас? В этой системе вы, по крайней мере, пожили достаточно долго.

Вейвановский. Вы так мне ничего и не скажете?

Куратор. Скажу, что есть только один великий закон и только одно великое чувство, присутствующее всегда. Это закон тщетности усилий и чувство разочарования. Пора уходить, Морис.

Вейвановский. Вам нисколько не жалко, что целая планета бесследно исчезнет?

Куратор. Это эмоции. Судьба мелкой провинциальной планеты высшие инстанции особо не заботит. Если в Кулагангри оставшимся землянам удастся подменить исходное сновидение, — замечательно. Не получится, — что ж, так тому и быть. Один из иерархов окажется прав в споре, не более того. Если бы вы знали, Морис, сколько миров кануло в безвестность! Что поделать, все мы — во власти Великого Спящего. Прощайте!

Филомела вынесла из гравитоплана и расставила кровать, а Стив аккуратно уложил в него монстра, радостно булькнувшего от того, что оказался в чем-то мягком и удобном.