Никто из селенитов не знал, что делает Доктор с неподвижным уродом. Известно было только, что он лично его кормит и убирает за ним. Чудовище не имело лица; обе головы срослись в одну и деформировались настолько, что черты лица исчезли. Лишь на самой макушке обоих черепов, загадочной силой сдавленных так, что со всех сторон был сплошной затылок, остался один раскрытый рот с двумя рядами зубов. Туда, наверное, Доктор вливал жидкое питание. Урод не мог разговаривать, только рычал и выл. Рук у него не было, — точнее, они были, но у мужчины вросли в спину женщины, а у женщины — превратились в подобие костяного воротника, окружившего сдвоенную голову. Гонза видел урода всего пару раз, чисто случайно, но вид чудища его неприятно поразил: ночью, во сне, он обмочился два раза.
Бриттен, всякий раз ведя Мысливечека к Полковнику, игнорировал лифт (наверное, опять-таки «для поддержания спортивной формы»), поэтому путь на пятый этаж, где размещались квартира начальства и штаб, приходилось проделывать пешком. Комната Гонзы находилась в подвале, где никто больше не жил, — соседство с идиотом остальным селенитам казалось невозможным. Мысливечек не возражал: в подвале было сухо и тепло, к тому же, без соседей он себя чувствовал лучше. Гонза появлялся на людях только в столовой, расположенной на первом этаже, в установленное начальством время для принятия пищи. Полковник считал, что совместные трапезы и групповой просмотр холовизионных программ укрепляют дух беженцев, изрядно деморализованных выпавшими на их долю испытаниями. К холовизору Гонзу не допускали: он слишком эмоционально воспринимал зрелища и не контролировал свои телесные функции. В остальных случаях Мысливечек выходил из подвала исключительно по команде Бриттена — для тренировок или в поход за живцами.
Выйдя на лестничную клетку возле подвала, Гонза потянулся к трем большим палкам, стоявшим в углу и связанным в нескольких местах веревками. К этим палкам приторачивали за конечности отловленных живцов, чтобы тащить их в операционную, так как Доктор был уже слишком слаб, чтобы бегать по экспедициям и делать пересадки на месте. В последний раз пришлось тащить добычу за четыре мили, и все совершенно вымотались.
— Брось! Ты что, к Полковнику с палками попрешься? — остановил Мысливечека резкий окрик Иозефа. Гонза, послушно отдернув руку повернулся и, шагнув на ступеньки лестницы, начал подыматься вверх.
Дом, где обитали селениты, был непонятного предназначения, представляя собой облезлую коробку со сквозными коридорами-галереями внутри и многочисленными узкими окнами снаружи. В нем насчитывалось пять этажей плюс подвал. На первом этаже находились хозяйственные помещения и столовая, на втором — жила основная масса беженцев, третий занимал Доктор, четвертый закрыли после гибели живших здесь друзей Полковника, а на пятом размещался сам Полковник со своими штабными помещениями и дежурной любовницей. Пожалуй, к этому зданию более всего подходила его нынешняя функция общежития полуказарменного типа.
Гонза добрался до пятого этажа гораздо быстрее Бриттена, переступая через две ступеньки и не чувствуя тяжесть поклажи. Иозеф все еще пыхтел двумя пролетами ниже, — его мучила одышка. Когда он, цепляясь за перила, добрался до входа в резиденцию Полковника, Мысливечек изучал дверную табличку, задумчиво ковыряясь в носу, за что получил от командира по рукам.
— Попробуй мне только в присутствии начальника палец в нос засунуть! Шкуру спущу! — прошипел Иозеф.
Постояв и отдышавшись, он деликатно коснулся панели звонка. Замок тихо прошелестел, и дверь открылась. Первым вошел Бриттен, — увидев, что коридор пуст, он кивком головы подозвал Гонзу:
— Становись здесь и жди, когда я тебя позову. С места не сходить! В носу не ковыряться!
После этого Иозеф направился в глубь темного коридора, к приоткрытой двери, из которой на пол падала полоса тусклого света. Это было помещение штабной бильярдной.
Полковник, одетый в украшенное драконами кимоно, пытался играть в бильярд пятью шарами на столе с рваным сукном. Получалось у него плохо: новые пальцы не успели отрасти как следует. Доктор после трансплантации сетовал на недолговечность регенерационного раствора, исчезавшего каждые двадцать минут из-за слабости местного люпуса. Счастливчики, успевшие поменять себе модули, выздоравливали поэтому долго. И у Полковника, хотя ему сделали операцию одному из первых, пальчики на руках были как у младенца, крошечные и розовые. Такими же несуразно микроскопическими на большой голове смотрелись свежевыращенные нос, уши и губы.
Читать дальше