Татьяна Устименко - Второе пророчество

— Пойдем поговорим снаружи, наедине, — предложила я мужу, одаривая его самой обольстительной улыбкой, какую только смогла изобразить. — По секретничаем!

Вадим остолбенел от неожиданности, глупо хлопая глазами и взирая на меня, будто на одно из семи чудес света.

— Но, — потерянно лепетал муж, — Изгой же сбежит…

— Не сбежит! — уверенно пообещала я, а затем выхватила из ножен серебряный кинжал «Луч Селены», подаренный мне Кружевницами, и с размаху всадила его Рейну под ребра…

Вадим подал мне руку и галантно помог выбраться из подвала. В его глазах застыло опасливое восхищение, лишь усилившееся после того, как я коротко сообщила ему, что это за кинжал и откуда он у меня взялся. Поцелуй горячих губ мужа обжег мои холодные, будто лед, пальцы:

— Моя королева! — Его так и распирало от гордости за себя, за то, какая женщина находится рядом с ним. — Моя чаладанья!

Я наградила оборотня преданной улыбкой, приложив максимум усилия для того, чтобы казаться искренней и естественной. Хотя бы сейчас, пока там, в подвале, лежит парализованный воздействием метеоритного серебра Изгой.

Над городскими крышами занимался бледный зимний рассвет. Первые солнечные лучи, скромные, серо-розовые, нехотя растекались по напыщенно-крикливой зеркальной туше отеля «Атрия-Хиатт», карабкались по ступенчатым очертаниям конторы авиакомпании «Малев». Здесь не звонили колокола, зато музыкальным отголоскам старины тут внушительно урчали моторы шикарных «роллс-ройсов», развозивших по офисам преуспевающих бизнесменов и олигархов. По улицам не разливался аромат утреннего кофе, сваренного в уютных старомодных кофейнях. Тут пахло деньгами, властью и убийствами — любимыми запахами всех разбогатевших на обмане выскочек, считающих себя хозяевами мира. Я брезгливо принюхалась… Нет, тут не пахло — тут смердело!

Узкий проулочек перегородили четыре бронированных джипа, наглухо блокируя въезд и выезд. С десяток основательно вооруженных мужчин лениво покуривали чуть поодаль, бросая в мою сторону опасливые и настороженные взгляды. Все как на подбор высокие, атлетически сложенные и коротко остриженные. Личная гвардия Логана, его верные шавки и охранники. Я пренебрежительно усмехнулась, ощущая шквал идущих от них эмоций: недоверие, насмешку, недопонимание, острую плотскую похоть.

Моя усмешка стала еще ироничнее — ну да, эти беспринципные мордовороты, для которых человека убить — раз плюнуть, наверное, немало всякого разного обо мне наслушались. А сейчас они выглядели откровенно разочарованными, ибо вместо ожидаемой непобедимой воительницы перед ними предстала измученная худенькая блондинка, высокая и тонкая будто тростинка, с испачканным кровью и грязью полудетским растерянным личиком. Никто не ожидает от меня никакого подвоха. Кажется, я всем кажусь инфантильной и слабой, а значит, никто не догадается о моей настоящей силе. И естественно, о моих планах…

Заметив, что меня буквально качает от усталости, Вадим властно махнул рукой, подзывая свою свиту. К нам почти бегом бросился совсем молодой парень с неприятным острым лицом, поднося термос с горячим шоколадом. Налив дымящийся напиток в крышку термоса и вложив серебристый стаканчик в мои ходуном ходившие пальцы, муж удрученно покачал головой и, достав из кармана пиджака фляжку с коньяком, протянул ее мне. Сделав несколько глотков его любимого «Араспела», а затем запив их сладким тягучим шоколадом, я почувствовала, что оживаю.

— Понравилось? — Вадим игриво потерся подбородком о мой затылок. — Обещаю тебе, маленькая моя, отныне ты будешь получать только все самое лучшее!

— Все? — с пошловатым намеком бормотнула я, вдыхая сочный букет незнакомого парфюма, горьковато-сладкого, резкого, идеально шедшего к его властным манерам.

— О да! — подтвердил муж, его глаза вспыхнули огнем желания. — Поедем-ка домой, ко мне на виллу, кошечка моя, и я докажу, как сильно я тебя люблю…

Я отвернулась, скрывая брезгливую гримасу. Как же это мерзко — подменять любовь одним только вожделением, как же это грязно…

— Там в подвале остался Рейн, — ничего не значащим тоном напомнила я.

Смуглый лоб Вадима прорезала гневная морщинка:

— Не волнуйся, я прикажу его добить!

— А ты уверен, что он заслуживает именно смерти? — Я предприняла последнюю попытку достучаться до его сердца.

— О да! — импульсивно откликнулся ликантроп. — Каждый человек совершает в жизни нечто такое, что карается только смертью! — Его зрачки превратились в два полыхающих огнем угля, в два острых бурава, настырно ввинчивающихся в мою душу. — Даже ты…