Анджей Пилипюк - Исповедь

Однажды весной Якуб Вендрович проснулся в своей полуразвалившейся хибаре на Старом Майдане. Приближался полдень. Ложился сельский экзорцист-любитель уже на рассвете, после всенощной пьянки, так что с его точки зрения все было в порядке. Он выбрался из своего логова, пнул в угол пустую бутылку, причесал распатланные волосы гребешком и отправился во двор. Когда он открывал дверь, к его ногам порхнуло воткнутое в щель письмо. Якуб его поднял и поднес к глазам. Письмо было адресовано ему. Якуб почесал затылок. Ему, как и любому человеку, время от времени приходили письма. Иногда это были открытки с вопросами от разных сумасшедших из парапсихологического общества. Иногда повестки из суда. Время от времени сын присылал ему из Варшавы немного денег и фотографии. Якуб перевернул конверт, чтобы узнать отправителя. На обороте была печать. И не какая-нибудь. Печать принадлежала Курии.

— Вот те на! — выразил свое изумление Якуб.

Зубами он оторвал уголок конверта и достал плотно сложенную бумагу. Развернул.

«Уважаемый пан! С глубоким удовлетворением сообщаем, что в благодарность за неоценимую помощь, оказанную Вами Церкви, 10 февраля сего года принято решение о снятии проклятия и отлучения, наложенных 3 декабря 1973 года, а также предыдущего проклятия, наложенного в 1957 году, и отлучений, наложенных разными епископами нашей и соседних епархий в 1961, 1969, 1978, 1981, 1984 гг.»

Ниже следовали подписи и печати.

— Ага, — сказал он и задумался.

Якуб Вендрович очень редко ощущал потребность в единении с Богом. Иногда его посещали такие идеи, тогда он садился и ждал, пока все пройдет. Как правило, ему исключительно не везло с духовниками. Один такой потерял сознание прямо в исповедальне, выслушав лишь малую часть грехов Якуба. Сельскому экзорцисту-любителю пришлось использовать полную бутылку самогона, чтобы привести священника в чувство. Другой сходу всыпал ему епитимью в виде паломничества к Остробрамской иконе Божией Матери. Конечно же, без паспорта — в те времена не выдавали таких документов кому зря — с исполнением епитимьи были некоторые трудности. В ходе паломничества Якуб чуть не подорвался на мине над Бугом, его ударило током на заграждениях по ту сторону границы, а вдобавок пришлось бросить на дороге советского пограничника с ножом, живописно торчащим из горла. Вендровичи в целом, как семья, редко совершали убийства, но ради веры…

В самом Вильнюсе дела у Якуба тоже пошли наперекосяк, но был еще калаш, отобранный у пограничника, так что он кое-как справился. Он даже не повредил святой образ, хотя среди верующих были раненые. Зато он исполнил свою епитимью и на него снизошла благодать, что Якуб определил по тому факту, что кроме прыжка из окна, из достаточно высокой часовни, да еще под градом милицейских пуль, ничего серьезного с ним не случилось. Во всяком случае, вернувшись домой он не замедлил снова отправиться на исповедь. На этот раз ему чуть-чуть не повезло. КГБ установило в исповедальне прослушку и у выхода из храма его уже ожидали две патрульных машины, но и тут Якуб выкрутился, симулируя старческий маразм. Ничего не удалось доказать, потому что автомат он уже закопал, и мало кто заподозрил бы семидесятилетнего деда в форсировании советской границы с ножом в зубах. После этого случая Якуб добрых десять лет не ходил на исповедь.

Он начал с проверки своей совести. Свои грехи он записывал на клочках бумаги и складывал в алфавитном порядке. Это милое занятие отняло у него примерно месяц. Следующие четыре недели он посвятил сортировке грехов по порядку нарушенных заповедей Божиих и церковных. То, что осталось, Якуб расположил в соответствии с уголовным кодексом царской России, потому что ничего новее у него не нашлось. Управившись с этим занятием, он нашел еще несколько бумажек, классифицировать которые так и не смог. Например, охота на бродячих собак, без сомнения, была грехом типа «не убий», но их поедание, рассмотренное как очередное нарушение, никак не подходило ни под один параграф закона. Наконец, намучившись, Якуб создал категорию «другое», куда поместил всякие странные фишки, в количестве примерно тысячи штук, рассортировав их по алфавиту. Завершив труд он решил немного отдохнуть. Это заняло еще неделю. Наконец и эта работа была выполнена.

Теперь осталось только выбрать место исповеди.

Он достал с чердака довоенную карту Польши и, прицепив ее на стену ткнул карандашом. Первый карандаш сломался. Второй, как на зло, попал в Вильнюс. С третьего раза получилось. Он попал в местечко с названием Жале, расположенное на Мазовше. Сборы заняли минуту. Во внутренний карман он сунул фляжку, с другой стороны, для равновесия, прицепил ржавый револьвер. Пригладив волосы рукой, он вышел из хаты, положил ключ на наличник и размеренно пошагал вдаль.