Алексей Березин: Рыцарь, дракон и ее высочество

Отвлекся. Да, так вот, насколько испорченна и капризна была принцесса внутри, настолько же хороша и привлекательна она была снаружи. Разумеется, стоило ей открыть рот и сказать хоть слово, как все очарование рассеивалось.

И вот это милое дитя в один прекрасный день перешло под мою опеку.

— Ты ведь меня понимаешь, не так ли? — сказал мне папаша-король. — Условия обычные: ты держишь принцессу в плену десять лет. Если за это время ни один рыцарь не сумеет ее спасти, я забираю ее домой, а ты получаешь двойную оплату. Сторожевое заклятие не позволит тебе причинить вред принцессе или бросить ее одну и смыться. Ну, конечно, если кто-нибудь тебя победит…

— Правила я знаю, — прервал его я. — Не волнуйся, не впервой. Я, между прочим, восьмерых принцесс в плену держал, знаю, что к чему. Рыцарей и принцев сожрал да огнем пожег — сотни две, наверное!.. Про оруженосцев и лошадей уж позволь умолчать. Так что можешь не сомневаться, никто твою принцессу не спасет!

Старикашка побледнел немного — он, понятно, полагал, что уж какой-нибудь рыцаришка да победит меня. Не первый, так второй; не второй, так двадцать второй. Ему, разумеется, на рыцарей было наплевать, просто жалко было расставаться со второй половиной вознаграждения.

Но отступать было поздно — сделка есть сделка. Я тотчас отбыл в старый монастырь и стал дожидаться, когда привезут мою пленницу.

Монастырь — это, впрочем, громко сказано. Старым и заброшенным он был уже лет двести назад. Теперь же от него остались три стены, две угловых башни, маленькая часовня без крыши да удивительно хорошо сохранившееся отхожее место, стены которого были испещрены изречениями и рисунками далеко не богословского содержания. Не знаю точно, по какой причине монахи покинули сию скромную обитель, но, как я слышал, это случилось, когда до епископа тех мест дошел слух, что монастырь посещают дьяволицы в образе юных пастушек из соседней деревни. Краткое расследование показало, что власть сатаны в этих краях необычайно сильна; монахи, чьим единственным оружием против соблазна была горячая молитва, не могли сопротивляться ей. Посему было решено монахов отправить миссионерами к африканским дикарям, дабы приобщить последних к святой вере Христовой, а чтобы не дать дьяволу снова овладеть помыслами благочестивых мужей, их оскопили.

Одна из угловых башен — та, на крыше которой еще осталось немного черепицы — была более или менее пригодна для жизни. По крайней мере, так считали двое бродяг, устроившихся там на ночлег. Увидев, как я вхожу во внутренний двор монастыря, они поспешили освободить помещение, что было, несомненно, очень любезно с их стороны. Они так торопились, что не стали даже спускаться по лестнице, а просто выпрыгнули в окно башни. Один сломал ногу, а другой, кажется, получил сотрясение мозга; я вообще-то не собирался их есть, но тут уж просто расчувствовался донельзя: не могу смотреть, как люди мучаются.

В общем, развалины монастыря показались мне вполне подходящим местом для содержания принцессы. Следующие два дня я был занят фортификацией этих живописных руин: углубил ров, давно уже пересохший и заросший травой; судя по всему, окрестным жителям он служил мусорной свалкой — столько в нем было сломанных колес от телег, черепков от посуды и собачьих скелетов. Чтобы наполнить ров водой, пришлось прорыть небольшой канал от реки.

Обрушившаяся крепостная стена была существенным недостатком монастыря; можно сказать даже, что ее отсутствие сводило на нет всю пользу от остальных трех стен. В ближайшем лесу я наломал несколько сотен деревьев и свалил их огромной беспорядочной кучей вдоль недостающей стены. Молодой юркий пастушок, возможно, сумел бы пробраться через этот бурелом, не получив растяжения связок и не свернув себе шею. Но рыцарь в тяжелых доспехах, который достигает пределов своей ловкости, забираясь в пьяном виде на собственную кровать, проникнуть в монастырь этим путем уже не смог бы.

В стенах жилой, северной башни было несколько узких окошек и две двери: одна из них выходила во внутренний двор, другая — на стену. Нижнюю дверь я завалил несколькими каменными плитами. Выходить из башни принцессе не полагалось, а для рыцарей это создавало дополнительные проблемы. Таким образом, проникнуть в башню теперь можно было лишь с крепостной стены; на крепостную же стену вела лишь одна лестница — внутри восточной башни; но в ней я собирался устроить свое собственное логово. Так что, кто бы ни попытался проникнуть к принцессе в северную башню, а равно и выйти из нее на свободу, неминуемо попадал бы сначала ко мне.