Юрий Гаврюченков - Работорговцы

И ещё все ратники поняли, что внизу столкнутся с такими же, если не взрослыми особями.

Жёлудь остался равнодушен к пугающему облику юного ленинца, а занялся лежбищем дневального с топчаном, тумбочкой и ночным горшком поодаль. На тумбочке он увидел новенькую книгу в цветастом переплёте «Новые приключения Маркса и Энгельса» и немедленно сунул её в котомку.

— Давайте, встали, — услышав повелительный голос отца, Жёлудь поспешил занять место в строю. — Разобрались!

Щавель в последний раз оглядел всех воинов вместе, сказал веско:

— Вы это видели, и я это видел. Вот такие бездны раскрываются перед входом в метро. Улыбаться нечему, впереди Москва. Это может быть страшнее всего, что мы видели до сих пор. Но мы пойдём дальше и выполним задачу. Не ссать и не бояться! У силы есть только одно право — гнобить тех, кто ниже ростом, — Щавель прошёлся вдоль строя, размеренно вдалбливая в головы древнейшую заповедь предков: — Всех, кто меньше и слабей, не раздумывая, бей. Справа в колонну по одному за мной шагом марш!

Командир первым шагнул по лестнице в чёрный зев наклонной шахты. Широкие — двое разойдутся — ступени тянулись вдоль правой стены, из которой торчали железяки с коптилкой. По левой стороне были прочные перила с затёртым поручнем. Пространство за перилами зашили досками, но по гулкому эху чувствовалась пустота внизу. Под отрядом снаряженных ратников лестница скрипела и раскачивалась, таиться бесполезно. Щавель выслал головной дозор с огнестрелом и факелом, сам приготовил лук. «Делать, так по большому», — он потянул тетиву, зажав стрелу между средним и указательным пальцами. Только сейчас пришло осознание, что первый длинный этап с угрозой спалиться пройден и начался короткий, с гарантированным палевом. Теперь уж точно нырнули с головой в дерьмо, на что намекала закопчённая кишка тоннеля, и выход из этой клоаки находился явно не там, где вход, а, значит, придётся её пройти целиком, если хочешь выбраться на поверхность.

Лестница привела в огромный зал с квадратными колоннами чёрного камня и простенками, облицованными сероватым мрамором. Потолочный свод терялся во тьме. В перемычках между колоннами было вмонтировано нечто вроде широкого трона с высоченными подлокотниками из витых железных прутьев, украшенными сверху четырьмя белыми шарами. На спинке трона Жёлудь разглядел великолепную картину. Древний мастер выложил из разноцветных стёклушек многоглавую церковь, отливающую серебром и золотом. Судя по отсутствию на маковках кругов, крестов, полумесяцев и прочих опознавательных знаков, в храме сем молились неведомому богу. На витраже имелась поясняющая надпись «КИЖИ», смысл которой остался в допиндецовых временах. Города такого Жёлудь не помнил. Возможно, сей тетраграмматон был именем бога, которому поклонялись в этом храме. На троне лежала просиженная подушка, набитая конским волосом — от неё ощутимо несло лошадью. Должно быть, сиденье волхва.

Ратники тянули факелы, осматривались, притихли в замешательстве. Трудно было постичь, кому под силу оказалось сотворить такое роскошное подземелье. Но если кто-то его вырыл и украсил, значит, цель была достойна усилий. Вероятнее всего, то было капище для поклонения подземным богам, и живущие под Москвой боги были настолько сильны, что затея имела смысл. Со жрецами и подвластной им неведомой силой сталкиваться на их территории отчаянно не хотелось.

«Как здесь сухо, — Щавель не обнаружил потёков на стенах и луж на полу. — Станция метро лежит значительно ниже русла рек, так почему не затоплена до самого устья шахты? Кто выпил всю воду? Проклятый город держится на колдовстве!»

Старый лучник повёл дружинников за колонны, к краю платформы, перешагнул через ограничительную линию и отважно спрыгнул в тоннель, откуда совсем недавно убрали рельсы — по бетонным брусьям тянулся жирный ржавый отпечаток.

Отряд втянулся в чёрное жерло. Факельный свет тонул в его ребристых стенах. «Это же сколько надо было металла отлить, чтобы выстелить огромную трубу в толще недр! — поразился Жёлудь. — Что за колоссы сотворили такое? Какие грандиозные цели они преследовали? Непостижимо! Воистину, лучше бы этот город был стёрт с лица земли, а его глубинные храмовые комплексы погребены и забыты вместе с их человекопротивными тайнами».

Циклопическая труба заворачивала. В конце тоннеля забрезжил свет.

— Стой! — по приказу Щавеля ратники замерли. — Тихо! Не дышать.