Максим Далин - Дочки-матери

Я перескочила через борт, хотя кто-то попытался меня остановить, и побежала к нему. Наверное, он мог оказаться чем-то опасным, каким-нибудь подлым местным обманом — но не оказался.

Он поднял на меня круглые глаза, слишком яркие и слишком голубые, как у куклы, улыбнулся растерянной улыбкой и говорит:

— Тетя, мне пить хочется.

У меня руки дрожали, когда я флягу отстегивала. Я просто не могла себе представить, каково-то ему тут было, бедному. Но он спокойно попил и вернул мне флягу, так что я поняла, что от жажды он вовсе не умирает. А потом он повернулся к охотникам, которые остановили машину и подошли поближе.

— А дяденьки, — говорит, — с тобой, да? Вы из города?

Я говорю:

— Из какого города, малыш? Тут есть город?

А он странно улыбается, не по-детски, рассеянно, но при этом почти надменно как-то, и говорит:

— Город золотого размера. Там тени живут, а главный у них — золотой король. Город по ночам появляется, он летает на зеленых бусинках, а под домами там солнышко светит. Ты разве не знаешь? Хотя, вы, наверное, не из города. Вы из космоса. А город — вот он.

И тут я несколько секунд ясно-ясно вижу что-то вроде дворца из сплошного сияния, а потом — темноту, зеленые сполохи и какие-то темные крылатые силуэты. И чувствую совершенно безнадежный ужас — и вдруг понимаю, что ужас этот — не мой.

И пока со мной это творилось, мне было дико холодно, хотя вокруг стояла обыкновенная дневная жара.

Меня Козерог привел в себя. Тряхнул за плечо и говорит:

— Это уж точно нездешний парнишка. Я таких уже видел. Он — парапсихик. Но — сумасшедший. Дар не контролирует и бредит. Чувствуешь?

А малыш говорит Козерогу:

— Дядя, ты только не стреляй в теней. Они рассердятся и пожалуются золотому королю. А потом ты в город улетишь. Там солнышко плачет, а они бегают и смеются.

Козерог только головой мотнул. А я говорю:

— Ну что ты, милый, он не будет ни в кого стрелять. А как тебя зовут?

— Раньше, — говорит, — звали Дзерлинг. А теперь — Подарок. Так золотой король велел.

Я видела, что бойцам, даже Котику, очень сильно не по себе. Что этот зайчик их напугал больше, чем все мертвецы и космические аномалии вместе взятые. Но мне было не страшно и не казалось, что он — сумасшедший. Я чувствовала, что он видит что-то необычное — но почему это непременно безумие?

Фэнси говорит:

— Слушай, Подарок, или Дзерлинг, как там тебя, ты сказал — в вашем корабле кто-нибудь живой остался?

Подарок на него глаза поднял — удивленные безмерно:

— В нашем?

А Фэнси:

— Ну в вашем, — говорит, — в вашем! Вот в этом, — и показывает пальцем.

Подарок улыбается, и опять с таким же странным выражением:

— Это, — говорит, — не наш корабль. Этот здесь недавно. А я тут сто миллионов лет. Я видел, как он падал. На нем была сеточка из солнца и тени вытекали. Его золотой король себе забрал.

Бриллиант говорит:

— Ну хорошо, не ваш. Но живые там есть?

А Подарок:

— А тени живые или нет?

Тогда Козерог говорит:

— Ничего мы от него не добьемся. Все это бред. Возьми его в машину, он, вроде бы, пойдет к тебе — а мы сами посмотрим, как там и что.

Охотники пошли к лайнеру, со мной остался только Котик, но не подходил близко. Я присела рядом с Подарком на корточки и говорю:

— Хочешь с нами поехать? Наверное, за сто миллионов лет ты соскучился один, а?

А он обнял меня за шею — оказалось, что ручки у него совсем холодные — и говорит мне на ухо:

— Я с тобой поехать не могу. Золотой король огорчится. Но ты — хорошая тетя, ты не бойся. Они тебе верят. А пока они тебе верят, птички-глазки ничего вам не сделают.

Я его на руки взяла. Он был совсем легонький, он был похож на одуванчик — личико черное, а волосы белые и пушистые. И он прижался ко мне и говорит:

— Моя мама — с другой стороны бесконечности. Я скучаю. Я бы тебя с собой позвал, но им тоже будет плохо без мамы. Они начнут себя плохо вести, и песок их скушает. А я с золотым королем буду играть.

Я говорю:

— Ты ведь дружишь с золотым королем, да?

Он улыбнулся совсем победно и говорит:

— Мы играем. Только он занят иногда. У него такая клетка, тяжелого цвета, из песочных волос, он туда тени собирает, а еще он играет с корабликами и птички-глазки пускает. Тогда я один остаюсь.

Я говорю:

— А может, съездим к нам в гости? Хочешь?

Тогда он ерзнул у меня на руках, чтобы я его отпустила — и я его поставила на песок.

И он сказал:

— Нет, у вас игрушек нет. И дяденьки меня боятся, и золотого короля боятся, и боятся, что я буду плохо себя вести. Знаешь, те, кто тут оказывается, не любят, когда я им в головы смотрю. А если мы играем, кто-нибудь обычно умирает. А тебе жалко будет. Так что я лучше пойду, хорошо?