Максим Далин: Дочки-матери

У нас, конечно, были и авиетки, и атмосферные модули, но они все были мертвые, и ничего не поднималось в воздух, а в большинстве даже вообще не заводилось. Единственный транспорт, который мы смогли использовать, выглядел совершенно невозможным образом.

У Фэнси оказался старый вездеход. Такая большая тяжелая штуковина, склепанная из листов брони, с обыкновенным двигателем внутреннего сгорания. И этот двигатель завелся. И вокруг распространился отвратительный запах и синий дым, а вездеход затрясся и зарычал, как хищник перед атакой.

Стаю это привело в восторг. Гад сказал:

— Мужики, вот клево, что Фэнси такой барахольщик. Вот выбросил бы он этот хлам — и пришлось бы идти пешком.

Фэнси говорит:

— Это тебе не хлам, это очень хорошая машина. Она мне осталась от отца. Он говорил, что она страшно надежная.

Гад ухмыльнулся располосованным лицом и говорит:

— А отец тебе не говорил, чтоб ты ее берег хорошенько, потому что ему она досталась от деда?

И я подумала, что Гад уже хорошо себя чувствует. Но ехать ему с нами все равно пока не надо. И говорю:

— Наверное, кто-то должен остаться охранять крылья, да?

Козерог говорит:

— Правильно, — и косится на звездолет Чамли.

Я говорю:

— Тогда давайте останутся Гад и Дождь. Гаду лучше не трястись на этой машине, чтоб швы не разошлись, а Дождь может получить солнечный удар. А тут, в тишине и в тени, они от кого хочешь отобьются.

Дождь говорит:

— Мы тут пока посмотрим, че там с грузовиком.

Козерог говорит:

— Ну, ты, Луис, дипломат.

А я говорю:

— Поехали, пока не началось самое пекло.

И мы отправились на разведку, куда глаза глядят.

На самом деле принадлежащая Фэнси семейная реликвия для путешествий по пустыне очень неважно подходила. Уже минут через десять машина нагрелась, как печка, а через полчаса Котик обжег сквозь рукав локоть, когда случайно прислонился к металлу. И еще от нее несло самым мерзким запахом, который можно себе представить, так что всех тошнило от сочетания жары и вонищи, и Бриллианта вырвало, в конце концов, и потом он минут пять увеличивал моему дешифратору обсценный словарный запас.

Зато когда мы отъехали километров на десять, на горизонте замаячило что-то, неопределенно большое и блестящее металлическим блеском. Мы немножко поспорили об этой вещи: Козерог говорил, что это здесь такие скалы, а Котик с Рыжим — что это какая-то постройка. Но что бы это ни было, мы могли узнать точно, только подобравшись поближе. И Фэнси сказал, что это вполне возможно, потому что у него с собой есть несколько канистр с топливом для этой машины, про запас, а Козерог сказал, что при такой жаре все это вонючее хозяйство может взорваться, и они начали пререкаться по поводу техники безопасности впервые за все время, которое я с ними была знакома.

А тем временем эта блестящая громада на горизонте определилась по форме.

Это был большой пассажирский лайнер. Он, как и наши звездолеты, лежал на песке, наполовину в него зарывшись. И когда я это поняла, меня начало мелко трясти, несмотря на горячий ветер в лицо.

А Козерог говорит:

— Вот, они так и не смогли взлететь.

А Котик говорит:

— Может они не смогли, потому что умерли еще в космосе?

И Бриллиант говорит мне:

— Луис, ты к ним ближе, дай им в глаз, чтоб не каркали.

Фэнси никого не слушал и вел свой тяжелый драндулет вперед. Мы проехали мимо куска радара, который торчал из песка, как ажурная калитка без забора. Потом — мимо чего-то неопределенного, блестящего, неправильной формы. И Череп хихикнул и говорит:

— Да они просто по частям разваливались.

А Козерог говорит:

— Это у нас не мир, нах, а какой-то остров погибших кораблей. Такие штуки просто так не происходят.

Я говорю:

— Какая-то космическая аномалия. Вы помните, как нас затянуло?

Рыжий говорит:

— Тогда бы сюда и астероиды затягивало. А так выходит, что только звездолеты.

И тут мы увидали, как на фоне лайнера что-то тихонько шевелится. Охотники сразу схватились за пистолеты, а я подумала, что та сила, которая нас сюда принесла, вряд ли побоится даже ракетной установки. И то, что там движется, слишком маленькое и слабое, чтобы иметь к ней отношение.

И я говорю:

— Только не стреляйте. Мне кажется, это кто-то выживший с лайнера.

А это существо встало на ноги. И мы все увидели, что это человек, причем — ребенок. Не то, чтобы совсем кроха, но и не подросток, а лет так пяти, много — семи.

Он стоял и смотрел на нас, опустив руки. На нем был белый комбинезон с зеленой веточкой на груди, а личико и руки у него оказались совсем черные — я не поняла, от здешнего солнца или он такой расы.