Стефани Майер - Сумерки / Жизнь и смерть - Сумерки. Переосмысление (сборник)

– И правда, с чего вдруг?

Чернота ее глаз встревожила меня. В них отражалась боль, а я не знал, как облегчить ее, и додумался только приложить руку к ее щеке.

– Эдит, я тебя не понимаю.

Она закрыла глаза.

– Я, похоже, не в состоянии не подвергать тебя опасности. Мне казалось, я владею собой, но потом на меня снова находит… и я не знаю, как это прекратить. – С закрытыми глазами она указала на себя. – Само мое существование означает риск для тебя. Порой я себя ненавижу. Я должна была проявить силу, должна была суметь…

Я приложил ладонь к ее губам.

– Не надо.

Она открыла глаза, взяла меня за руку и приложила ее к своей щеке.

– Я люблю тебя, – сказала она. – Это не оправдывает мои поступки, но все-таки это правда.

Так она впервые призналась мне в любви. Да еще в стольких словах. Как сказала она утром, услышать произнесенные слова – совсем другое дело.

– А я люблю тебя, – ответил я, когда отдышался. – И не хочу, чтобы ты становилась другой, не такой, как сейчас.

Она вздохнула.

– А теперь будь умницей, – попросила она и привстала на цыпочки.

Я стоял как каменный, пока она тихонько касалась губами моих губ.

Долгую минуту мы смотрели друг другу в глаза.

– Бейсбол? – спросила она.

– Бейсбол, – согласился я с большей уверенностью, чем на самом деле чувствовал.

Она взяла меня за руку и повела по высоким мокрым папоротникам. Мы обошли ствол гигантской тсуги и внезапно очутились на краю огромной вырубки на склоне горы. Размерами это поле вдвое превосходило любой бейсбольный стадион.

Все остальные уже были в сборе. Ближе всего к нам, может, в сотне шагов, Эрнест, Элинор и Ройал сидели на голых камнях. Поодаль, на расстоянии четырехсот метров, я заметил Джессамин и Арчи – они словно чем-то перебрасывались, но мяча я не разглядел. Карин, кажется, размечала базы, но почему-то слишком далеко одну от другой.

Завидев нас, трое сидящих на камнях встали. Эрнест направился к нам. Ройал зашагал прочь, в сторону Карин. Элинор посмотрела ему в спину и присоединилась к Эрнесту.

Я тоже смотрел вслед Ройалу и нервничал.

– Это тебя мы слышали, Эдит? – спросил Эрнест.

– Будто гиена подавилась, – уточнила Элинор.

Я нерешительно улыбнулся Эрнесту.

– Да, это была она.

– Бо ненароком рассмешил меня, – объяснила Эдит.

Арчи, забыв об игре, бросился к нам бегом, только его ноги почти не касались земли. В мгновение ока он очутился рядом и плавно затормозил возле нас.

– Пора! – объявил он.

Как по команде, от низкого рокота грома задрожал лес за нашими спинами, а потом на западе, ближе к городу, раздался гулкий раскат.

– Жуть, верно? – обратилась ко мне Элинор. А когда я обернулся к ней, удивленный таким дружеским обращением, она подмигнула.

– Идем! – Арчи схватил Элинор за руку, и они рванули в сторону гигантского бейсбольного поля. Арчи передвигался… скачками, почти как олень, но не так высоко. Элинор бежала так же быстро и почти так же грациозно, но выглядела совсем иначе. Словно не скакала, а мчалась в атаку.

– Ну что, поиграем? – спросила Эдит, поблескивая глазами.

Было невозможно не откликнуться на ее воодушевленный призыв.

– Вперед, команда!

Она рассмеялась, взлохматила мне волосы и бросилась за остальными. Бежала она агрессивнее остальных, скорее как гепард за газелью, бежала упруго и ошеломляюще красиво. Она быстро догнала и перегнала всех.

– Пойдем и мы? – негромким тенором спросил Эрнест, и только тут я заметил, что смотрю вслед Эдит, разинув рот. Я поскорее захлопнул его, вернул обычное выражение лица и кивнул. Эрнест держался не так близко, как это принято у людей, когда они идут вместе, а на расстоянии нескольких шагов, и я задумался, означает ли это, что он опасается напугать меня. Он легко подстроился к моему шагу, не выказывая нетерпения.

– А вы не играете с ними? – спросил я.

– Нет, я предпочитаю судить. Пусть играют честно.

– Жульничают?

– Еще как! Слышал бы ты, как они препираются! Нет, лучше тебе этого не слышать, а то подумаешь, что они выросли в волчьей стае.

– Вы говорите прямо как мой отец, – засмеялся я.

Он тоже засмеялся.

– Ну, я во многом отношусь к ним, как к своим детям. Я так и не сумел забыть… – он осекся и тяжело вздохнул. – Эдит говорила тебе, что я потерял дочь?

– Нет, – ошеломленно выговорил я, не сразу сообразив, о событиях какой жизни идет речь.

– Мое единственное дитя, мою Грейс. Она умерла, когда ей не было и двух лет. Я был убит горем, потому и сбросился со скалы, – спокойно закончил он.