Ольга Костылева - Голос крови (сборник)

Голос такой чарующий, что ему просто невозможно сопротивляться… Она цепенеет от этой мысли, вспоминая слова Анны. Ужас ознобом ползет по ее телу, подбираясь к разуму. Ольга закрывает уши руками и пятится, со страхом всматриваясь в плавно движущийся на нее силуэт.

Его руки заложены в карманы, он ступает неспешно. Уверенная походка вразвалочку, высокая стройная фигура, вся укрытая темнотой. И только его голос отчетливо различим в тишине, голос, что неторопливо пробирается в ее сознание. Он звучит так, словно мужчина шепчет ей на ухо:

Два сердца сочиняли…

– Изыди, нечистый!

Смех – тихий, задорный.

– Оля, Олюшка… Наивная девочка. Ты же искала меня, зачем же удивляться, что я пришел на твой зов? – сладко тянет он.

– Кто ты?

Опять смех. Мужчина замирает и даже запрокидывает голову, чтобы насладиться своим весельем.

– А кто я, по-твоему?

– Не знаю! – кричит она.

– У тебя ведь есть догадки?

– Ты проколол восемнадцатилетней девочке горло!

– Проколол? Какие глупости! Зачем мне это, не пойму?! Это занятие для глупых детишек или маньяка, который окончательно съехал с катушек. А я знаю цену женской крови. Я не пролью ее ни капли понапрасну, – то ли поет, то ли говорит он.

– Кто ты?

– Это ты мне скажи, кто я? – теперь его тон серьезен. Он уже не шутит и не смеется.

– Ты зло. Ты нечисть. Ты нежить!

– Фу, как грубо! – отплёвывается он брезгливо. – Нежить. Зло… Зло – это очень глобальный масштаб. Я – скорее мелкий пакостник в масштабах вселенной.

– Вампир.

– Во-о-от! – протягивает он довольно. – Уже ближе.

Истерически вскрикнув, женщина круто разворачивается и со всех ног бросается наутек. Она несется так, что от собственной скорости у нее начинают слезиться глаза. В груди печет невыносимо. Вскоре ломается один, а затем и другой каблук. Но она мчится, и даже мысль о том, что бы остановиться, приводит ее в невероятный ужас.

Крыльцо. Подъезд. Дом. Дверь, лестница, площадка, лестница, дверь. Наконец-то дома…

– Ай-яй-яй! Кто же от вампиров пешком бегает?

Вскрик. Вспышка яркого света – и темнота перед глазами…

Собственная голова стала невыносимой тяжестью. Ольга морщится, силясь подняться на слабых руках. Странный дурман владеет ее телом. Глаза не открываются, а в голове навязчиво звучит невыносимо томительная песня. Она успокаивает настолько, что ей снова хочется спать.

– Не пой больше, – сипло просит она.

– Как скажешь, моя сладкая.

Резкий толчок от постели, и глаза женщины распахиваются. Картинка перед ними плывет и, наконец, обретает в темноте четкий мужской контур.

– Ты хорошо себя чувствуешь?

– Что… ты тут делаешь? – выдыхает она, ужасаясь.

– Чай пью, – невозмутимо отвечает он. – Разве не видно?

Видно очень плохо. Но он и правда сидит в непринужденной позе на стуле возле ее дивана и что-то пьет. Она молит небо о том, чтобы это действительно был чай.

– Я спросила, что ты делаешь в моем доме? Я тебя сюда не приглашала! – строго цедит она сквозь зубы.

– Это только в кино нас нужно приглашать. В жизни мы и без приглашения прекрасно справляемся.

– Включи свет! – хватаясь за горло, требует она.

– Я не пробовал. Про «сладкую», это я так, чисто гипотетически…

Он спокоен, даже слишком расслаблен, весело настроен и расположен к общению.

– Что ты со мной сделал? – требовательно спрашивает она.

– Слегка оглушил. Все пройдет, обещаю.

– Зачем ты сюда пришел?

– Я же не мог тебя бросить одну! – удивляется он.

– А зачем ты меня по голове бил? Зачем шел за мной?

– Я чая хотел, а ты явно не была настроена меня им угощать, – он безмятежно разводит руками.

– А пить тебе хотелось – до смерти!

Ее едкий сарказм и раздражение мало его трогают.

– На твое счастье, нет, – усмехается он, и она даже во тьме видит, как опасно сверкают его зубы.

– Включи свет!

– Хочешь меня увидеть? – понимает он.

– Да.

– Тогда позволь вопрос. Ты предпочитаешь блондинов или брюнетов?

– Без разницы, – сухо отвечает она.

– Значит, на мой вкус? – в его голосе слышится улыбка. – Постарше или помоложе?

Тишина.