Ольга Костылева - Голос крови (сборник)

В конце урока Павел сказал ей:

– Мэри, задержись на минутку.

Когда они остались одни, историк спросил:

– Хочешь, я познакомлю тебя с настоящим вампиром?

– Ой-ой-ой, с вампиром. Их же не существует.

– Ну-у, если ты боишься…

– Да ничего я не боюсь! – перебила девушка и с улыбкой добавила: – С тобой, Пашенька, хоть к черту на рога.

– Вот и отлично. Давай встретимся завтра в десять утра у входа в колледж. Смотри только, крест не снимай. И… э-э… впрочем, ладно. Осиновые колы я приготовлю, конечно, сам…

…Вот такая прошлой осенью у нас в Вознесенске приключилась история, хотите верьте, хотите нет.

Да, многие спрашивают, почему девушку зовут Мэри, нерусская что ль? В самом-то деле она Маша, только представляться любит этак вот: «Мэ-эри».

Полночь. Огни над танцполом уже слепят ее глаза. Шум музыки и голоса посетителей сливаются в один сплошной невыносимый звук. Ноги отказываются танцевать, а тело молит об одном – покинуть это царство хаоса и окунуться в тепло и уют собственной спальни.

Ольга прощается с друзьями и перед выходом спешит в дамскую комнату. По дороге ей постоянно попадаются целующиеся парочки, и даже в уборной не удается избежать подобных сцен. Едва она закрывается в кабинке, как по соседству раздается неоднозначное ерзание с параллельной звуковой трансляцией поцелуев.

– Дома нельзя этим заниматься? – рассерженно спрашивает она.

Ей отвечает громкий стон, почти крик – и серия ударов о стенку туалета.

– Чтоб вас! – ругается она, понимая, что так у нее ничего не выйдет.

Тем временем в соседней кабинке притихают, и вскоре раздается характерный скрип двери и звук удаляющихся шагов.

– С облегчением! – язвительно кидает она вдогонку неизвестным и неторопливо покидает свою кабинку.

Намылив руки, Ольга бросает рассеянный взгляд в зеркало и испуганно замирает…

Позади своего отражения за распахнутой дверью кабинки она видит неподвижное тело.

Девушка полулежит поверх унитаза и не подает признаков жизни. С замирающим сердцем Ольга подходит к ней и неуверенно касается ее плеча.

Тело вздрагивает, и женщина испуганно отшатывается, встречая взгляд резко распахнувшихся глаз.

Вид у девушки странный, непонимающий, а взор – шальной, как от дурмана.

– Где я?

– В туалете.

– А как я тут оказалась?

– Откуда мне знать?

Ольга облегченно вздыхает, но руки еще дрожат. Покинув кабинку, она идет к умывальнику освежиться.

– Ничего не понимаю. Мы танцевали…

Девушка замолкает, но вскоре раздается звук ее неуверенных шагов:

– Голова словно пьяная…

– Почему «словно»? – язвит Ольга.

– У меня неприятие алкоголя. Я даже пиво не пью…

– Святая невинность! – вытирая руки, усмехается женщина.

– Ничего не помню, – всхлипывая, шепчет девушка.

Ольга присматривается. Вид у незнакомки не разгульный. Она не дешевка и не продажная. Глаза честные, улыбка смущенная, одежда приличная. Кто-то измял ее, одурманенную, в кабинке туалета: неудивительно, что теперь она испугана и растеряна.

В сердце закрадывается непрошеная жалость.

– Может, тебя опоили? – вслух предполагает Ольга.

Девушка заинтересованно оборачивается в ее сторону, и Ольга повторно замирает. Она смотрит на отражение девушки: на ее шее отчетливо виден небольшой кровавый след…

– Ты точно не помнишь, как его зовут? – настойчиво спрашивает Ольга.

Девушка крутит головой из стороны в сторону. Она не помнит.

– А как выглядит, рост, цвет глаз, что угодно?

– Ничего. Сплошное размытое пятно. Помню его голос, такой сладкий, чарующий…

– Что он тебе говорит?

– Предлагает потанцевать. Потом говорит, что мне нужно выйти в туалет. И я иду. А потом… ничего. Пустота.

Ольга хмурится, размышляет, Анна все плотней кутается в ее теплый плед.

Они пьют чай на кухне Олиной квартиры и разговаривают. Уже близится рассвет, а они все сидят.

– Спасибо, что не бросила меня, – в очередной раз говорит Анна.

– Не обсуждается, – бурчит в ответ Ольга.

– Знаешь, что я еще помню? – тихим шепотом говорит девушка и, дождавшись внимательного взгляда, продолжает: – Ему совершенно невозможно сопротивляться…

«Ему совершенно невозможно сопротивляться», – эти слова постоянно пульсируют в ее мозгу и не дают ни спать, ни есть. Она кажется сама себе сумасшедшей, когда ровно через неделю вновь перешагивает порог того самого клуба. На этот раз она идет одна и делает это намеренно. Если ее расчет верен, во-первых, Он – роковой неизвестный, что проколол шею девушке по имени Анна, – интересуется именно одиночками. А во-вторых, подвергнуть девушку повторному испытанию, хоть та толком ничего не помнит о своих злоключениях, женщина не желает. Возможно, это глас нереализованного материнства: Ольге тридцать шесть, а Анне – всего восемнадцать, при других обстоятельствах они вполне могли бы быть матерью и дочерью.