Клайв Баркер - Книги крови III—IV - Исповедь савана

Здесь запах гнили стал еще сильнее. Желудок буквально выворачивало. Берди протянула руку в темноту. Все вокруг было покрыто холодной слизью. Ей показалось, что ее впихнули в чрево гниющей рыбы. Над ней, сквозь доски, сверкнул свет. Она заставила себя оглянуться, хотя это далось нелегко.

Берди лежала на человеческих останках, растекшихся по полу. Ей хотелось кричать. Первым порывом было — разорвать юбку и блузку, насквозь пропитавшиеся липкой слизью. Но Берди понимала, что не решится предстать голой даже перед сыном целлулоида.

А он по-прежнему смотрел на нее сверху.

— Теперь ты знаешь, — произнес он.

— Это ты?

— Да, это тело, где я когда-то жил. Его звали Барберио. Преступник, ничего особенного. Он никогда не стремился к высоким материям.

— А ты?

— Я его раковая опухоль. Единственная его часть, которая к чему-то стремилась. Я захотела быть чем-то большим, чем скромная клетка Я — дремлющая смерть. Неудивительно, что я так люблю кино.

Сын целлулоида плакал над краем проломанного пола. Открылось его истинное тело, и больше не имело смысла создавать себе ложную славу.

Он и правда грязная тварь, жиреющая на разбитых страстях. Паразит в форме червя, с текстурой сырой печени. На мгновение показался беззубый рот, нелепо смотрящийся на теле этой бесформенной твари. Опухоль опять заговорила:

— Все равно я найду способ завладеть твоей душой.

Проскользнув в трещину, тварь оказалась перед Берди. Сбросив сверкающую оболочку из кинокадров, она оказалась размером с ребенка. Тварь протянула к ней щупальце. Берди интуитивно отпрянула, но возможности скрыться были весьма ограниченны. Комнатушка оказалась очень узкой и захламленной чем-то вроде сломанных стульев и растрепанных молитвенников. Отсюда не было пути, кроме того, каким она сюда попала. Пролом в полу располагался футах в двадцати над ней.

Опухоль робко, словно испытывая ее терпение, прикоснулась к ноге Берди. Та похолодела. Она ничего не могла сделать в столь нелепой ситуации, хотя и стыдилась сдаваться. Все было в высшей мере отвратительно. Ничего подобного с ней никогда не происходило.

— Катись к чертям, — сказала она, пнув тварь в голову.

Но она продолжала надвигаться, зловонная масса уже охватила ее ногу. Берди чувствовала, как пена ее плоти поднимается по ней.

Прикосновения туши, добравшейся до ее живота и бедер, были почти сексуальны, и Берди подумала с отвращением: не хочет ли тварь заняться с ней любовью. Что-то в движении и шевелении щупалец, нежно касавшихся ее тела под блузкой, тянувшихся к ее губам, напоминало желание. «Будь что будет, — подумала она, — раз это неизбежно».

Она позволила твари покрыть себя полностью, ежесекундно борясь с невыносимым отвращением.

Берди повернулась на живот.

Она наверняка весила сейчас больше двухсот двадцати пяти фунтов, и гнусное чудовище не чувствовало себя более свободным. Невыносимая тяжесть выдавливала из опухоли ее болезнетворные соки.

Тварь боролась как могла, но не в ее силах было освободиться от груза. Запустив ногти в монстра, Берди рвала скользкое тело, выдирая комья из его пористого вонючего тела. Теперь опухоль выла и рычала не от злобы — от боли. Вскоре «дремлющая смерть» прекратила двигаться.

Берди мгновение лежала без движения. Тело твари под ней не шевелилось.

Берди встала. Мертва опухоль или нет, определить невозможно. По всем мыслимым признакам она была мертва. Но Берди больше не хотела прикасаться к ней. Она скорее вступит в бой с самим дьяволом, чем дотронется до опухоли Барберио еще раз.

Берди взглянула на пролом вверху, и у нее мелькнула мысль: а не придется ли и ей умереть здесь вслед за Барберио. Бросив быстрый взгляд назад, она заметила пробивающийся свет. Ей стало ясно, что наступило утро и лучи солнца начинали проникать сквозь решетку, которую Берди не замечала раньше из-за темноты.

Она нагнулась, изо всех сил толкнула решетку, и день стремительно ворвался в темницу, окружая Берди своим светом. Открывшийся проход был для нее слишком узок, она пролезла с трудом. Каждую секунду казалось, будто опухоль опять рядом, но все уже осталось позади. Теперь Берди могла показать открывшемуся миру свои многочисленные синяки.

Заброшенный участок земли, где она сейчас стояла, мало изменился со времен Барберио. Он лишь еще больше зарос крапивой. Берди немного постояла на сквозняке, вдыхая струи свежего воздуха, и подошла к ограде. За ней виднелась улица.