Однако его одноглазый приятель требовал большего, и Джером направился назад, в лабораторию. Куда еще пойдет агонизирующий безумец, если не туда, где его впервые захлестнул огонь? Чресла его пылали, и каждая трещина в стене настойчиво предлагала себя.
Ночь стояла тихая и теплая, ночь для серенад и страсти. В сомнительной интимности парковочной площадки, за несколько кварталов от цели, он увидел двоих любовников на заднем сиденье машины. Дверцы были распахнуты, чтобы устроиться удобнее. Джером остановился посмотреть. Как обычно, его возбуждал вид сплетенных тел и звук — такой громкий — двух сердец, бьющихся в одном убыстряющемся ритме. Джером наблюдал, и желание все сильнее охватывало его.
Женщина заметила его первой и призвала своего партнера прогнать это создание, что глазело на них с детским удовольствием Мужчина приподнялся над ней, чтобы взглянуть на Джерома.
«Горю ли я? — подумал Джером. — Мои волосы наверняка пылают… А может, иллюзия обретает плоть».
Если судить по их лицам, ответ был отрицательный. Они не были ни удивлены, ни напуганы — лишь раздражены.
— Я горю, — объяснил он им.
Мужчина поднялся на ноги и направился к Джерому, чтобы плюнуть в него. Тот ожидал, что слюна зашипит, как на горячей сковородке, но она была прохладной, словно освежающий душ.
— Иди к черту, — сказала женщина. — Оставь нас в покое!
Джером покачал головой. Мужчина предупредил, что свернет ему шею, если он не уберется. Но Джерома это нисколько не испугало: ни удары, ни слова ничего не значили перед требовательным зовом пола.
«Их сердца, — подумал он, когда придвигался к ним, — уже не бьются в унисон».
Карнеги разглядывал карту, устаревшую на пять лет, и пытался определить по ней место нападения, о котором ему доложили только что. Ни одна из жертв не получила серьезных повреждений. На парковочную стоянку прибыла целая группа весельчаков, и они спугнули Джерома (без сомнения, там был он). Теперь весь квартал оцеплен полицией, большинство полицейских вооружены, и все улицы неподалеку от места нападения вот-вот перекроют. В отличие от переполненного Сохо в этом районе беглецу трудно найти себе укрытие.
Карнеги отметил булавкой с флажком место нападения и понял, что оно недалеко от лаборатории. Вряд ли это случайность. Парень возвращался на место первого преступления. Раненый и, без сомнения, на грани срыва — любовники описали его как «полумертвого» — Джером станет легкой добычей для полиции, прежде чем доберется туда. Но остается определенный риск, что он ускользнет из сетей и проберется в лабораторию. Там до сих пор работает Йоханссон, а охраны мало.
Карнеги подошел к телефону и начал дозваниваться до Йоханссона Телефон на другом конце провода звонил и звонил, но трубку никто не брал. «Он уже ушел», — подумал Карнеги. Наверное, убедился в своих предположениях и пошел отдыхать — уже ночь, а отдых он заработал. Но когда инспектор уже собрался положить трубку, ее подняли.
— Йоханссон?
Никто не ответил.
— Йоханссон? Это Карнеги. — Опять молчание. — Ответь мне, черт возьми. Кто это?
Трубку не положили на рычаг, а просто бросили на стол Карнеги слышал голоса обезьянок, пронзительные и визгливые.
— Йоханссон? — повторял Карнеги. — Это ты? Йоханссон?
Отвечали лишь обезьяны.
Уэллес устроил в двух раковинах костры из материалов по проекту «Слепой мальчик» и запалил их. Они радостно вспыхнули. Дым, жар и копоть заполнили большое помещение, сгустились в воздухе. Когда огонь как следует разгорелся, он засунул туда все пленки, какие смог отыскать. Некоторые ленты исчезли, однако предполагаемый вор мог увидеть на них лишь несколько путаных сцен превращения подопытного. Суть дела скрывалась за кадром. Теперь, когда дневники и формулы сожжены, осталось только вылить в раковину остатки препарата и уничтожить животных.
Он приготовил серию шприцев, наполненных смертельной дозой яда, и методично принялся за дело. Эта разрушительная работа его успокоила. Он не жалел о том, как все повернулось. Начиная с первого мига паники — когда он беспомощно наблюдал, какое чудовищное воздействие оказывает на Джерома сыворотка «Слепой мальчик», — и до нынешнего последнего акта разрушения события складывались в один закономерный процесс. Он зажег эти огни, он и уничтожил все, что связано с научными изысканиями. Он стал апостолом века Желания, новым Иоанном-пустынником. Эта мысль полностью овладела Уэллесом. Не обращая внимания на протестующие крики обезьян, он доставал их из клетки, одну за другой, чтобы ввести смертельную дозу. Он уже расправился с тремя и открыл клетку, чтобы вынуть четвертую, когда в проеме двери появилась фигура. Воздух так заполнился дымом, что невозможно было понять, кто это. Однако оставшиеся в живых обезьяны, казалось, узнали пришедшего: они прекратили спариваться и приветственно завизжали.
Читать дальше