Клайв Баркер - Книги крови III—IV - Исповедь савана

Он наслушался проклятий и во время суда, и позже, в сумасшедшем доме, где умер два месяца спустя при подозрительных обстоятельствах. Ватикан вычеркнул из своих списков все упоминания его имени, а семинарии, что он основал, были расформированы.

Но кое-кто — даже среди кардиналов — не мог выкинуть из головы его нераскаянные злодеяния. Наедине с собой эти люди гадали, преуспел ли он в своей стратегии? Отринув надежды на ангелов — падших или иных, — не стал ли он сам одним из них?

Или же той их частью, какую могла вынести земля?

Горящий человек скатился по ступеням лаборатории Хьюма, когда полицейский автомобиль (его вызвал, наверное, кто-то наверху — Уэллес или Дане) ворвался в ворота и промчался по подъездной дороге. Как только человек выскочил из дверей, автомобиль затормозил у лестницы и выпустил свой живой груз. Беглец ждал в тени, парализованный ужасом; он не мог выйти — его непременно заметят. Но полицейские пронеслись сквозь вращающуюся дверь, даже не взглянув на его мучения.

«Горю я или нет?» — подивился он.

Не был ли этот ужасающий спектакль — крещение огнем, который жег, но не сжигал, — галлюцинацией, предназначенной для него одного? Если так, то и все страдания в лаборатории, возможно, тоже являются порождением безумия. Может быть, он и не совершил преступлений, вынудивших его бежать, а просто жар плоти родил экстатические видения?

Он оглядел себя. На коже еще горели очаги пламени; они гасли один за другим.

Он подумал: «Я выскочил оттуда, как костер, небрежно залитый водой».

Пережитые ощущения — слишком сильные и властные, в равной степени напоминавшие наслаждение и боль, — окончательно разрушили чувствительность его нервных окончаний. Он ничего не воспринимал, за что был безумно благодарен. Его тело, сбросившее огненный покров, пребывало в жалком состоянии. Царапины сделали кожу похожей на путаную географическую карту, одежда превратилась в лохмотья, руки покрылись засохшей коркой крови — и эта была не его кровь. Нет, не избежать горькой правды. Он совершил это в действительности, а не в воображении. Полицейские наверху сейчас ошеломленно взирают на чудовищные зверства — дело его рук.

Еле передвигая ноги, он вышел из укрытия за дверью и спустился по наклонному пандусу, поминутно оглядываясь в ожидании возвращения полицейских. Никто не появился. Улица за воротами была пустынна. Он бросился бежать и пробежал несколько метров, когда вой сирены в здании за спиной резко смолк. Еще несколько секунд гудело в ушах, словно из солидарности к умолкнувшему звуку. Потом, постепенно, он начал различать звуки пламени, тихие шорохи углей. Достаточно далеко, чтобы не паниковать, и все же близко, как биение собственного сердца.

Он продолжал бежать, пытаясь максимально увеличить расстояние между собой и своими злодеяниями, пока они не раскрыты. Но как бы быстро он ни бежал, пламя мчалось рядом с ним, а жар, затаившийся внутри, угрожал разгореться снова.

Дули несколько секунд пытался определить, что за беспорядочный шум несется с верхнего этажа теперь, когда Макбрайд вырубил сигнал тревоги. Он понял: это возбужденные крики обезьян в одной из многочисленных комнат, выходящих в коридор справа от него.

— Вирджил, — крикнул он в пролет, — поднимись сюда!

Не дожидаясь, пока напарник присоединится к нему, Дули поспешил в сторону этих криков. На полпути, еще не дойдя до комнаты, он почувствовал, что к запаху пластика и нового коврового покрытия примешивается сложная ароматическая гамма дезинфекции, мочи и гниющих фруктов. Дули замедлил ход: ему не нравился запах, а также истерические нотки, отчетливо слышные в визге обезьян. Но Макбрайд медлил, и после недолгого колебания любопытство Дули взяло верх. Положив руку на дубинку, он приблизился к незапертой двери и зашел внутрь. Его появление вызвало новую волну возбужденного щебета у обезьян — примерно дюжины макак-резус. Они бросались на решетки, кувыркались, пронзительно кричали и трясли проволочную сетку. Их возбуждение было заразительно, и Дули почувствовал, как его прошиб пот.

— Тут есть кто-нибудь? — позвал он.

Единственным ответом были вопли пленников — еще более истеричные — и звон сотрясаемых решеток. Он смотрел на животных через всю комнату. Они уставились на него, оскалив зубы то ли в приветствии, то ли от страха — Дули не знал, да и знать не хотел. Стараясь держаться подальше от скамьи, на которой стояли клетки, он начал методично изучать лабораторию.