Клайв Баркер - Проклятая игра

— Выходи, — пригласил его Европеец. — Тебя ждали здесь все эти годы. Давай! Иди!

Пол под ногами Уайтхеда заскользил, и он чувствовал, что катится в прошлое. Его лицо обдувал мягкий ветер, летящий навстречу по коридору. В воздухе пахло весной, Вислой, несущейся к морю в десяти минутах ходьбы отсюда, и цветами. Конечно, цветами. То, что он по ошибке принял за звезды, на самом деле оказалось лепестками. Ветер нес ему белые лепестки. Явление лепестков было слишком убедительным, чтобы игнорировать его; они вели Уайтхеда обратно в ту великую ночь, когда за нескольких блистательных часов ему был обещан целый мир. Когда он позволил своим чувствам ощутить эту ночь, перед ним сразу появилось дерево: необыкновенное, как всегда в его грезах, слегка покачивающее белой кроной. Кто-то мелькнул в тени ветвей, сгибавшихся под тяжестью цветов; малейшее движение вызывало новый каскад лепестков.

Его галлюцинирующий разум попытался в последний раз ухватиться за реальность отеля. Он протянул руку, чтобы дотронуться до двери номера, но рука потонула в темноте. Вглядываться не было времени. Наблюдатель, скрывавшийся под деревом, уже выбирался из-под ветвей. Уайтхед ощутил сильнейшее дежа-вю — за исключением того, что в прошлый раз он видел человека под деревом лишь мельком. Теперь же тайный часовой показался целиком. С приветственной улыбкой лейтенант Константин Васильев открыл пришельцу из будущего свое обожженное лицо. Этим вечером Васильев не потащится на свидание с мертвой женщиной; сегодня он обнимет пора, которым постарел, обзавелся кустистыми бровями и бородой, но его появления здесь лейтенант ждал целую жизнь.

— Мы уж думали, ты никогда не придешь, — сказал Васильев.

Он отодвинул ветку и вышел в мертвый свет этой фантастической ночи. Он гордо демонстрировал себя, хотя его волосы полностью сгорели, лицо стало черно-красным, а тело изрешетили пули. Его брюки были расстегнуты, член напряжен. Возможно, чуть позже он вместе с вором отправится к своей любовнице. Они выпьют водки, как старые друзья. Васильев ухмыльнулся Уайтхеду:

— Я говорил им, что однажды ты вернешься. Я знал, что ты придешь. Чтобы снова увидеть нас.

Уайтхед поднял пистолет и выстрелил в лейтенанта Видение не исчезло, но слегка покачнулось. Крики и русская речь зазвучали на площади со всех сторон.

— Посмотри, что ты наделал, — проговорил Васильев. — Сейчас сбегутся солдаты.

Вор осознал свою ошибку. Он никогда не пользовался оружием после наступления комендантского часа — это стало бы прямым поводом для ареста Он слышал, как приближается топот сапог.

— Нам надо поспешить, — торопил его лейтенант, небрежно выплюнув пулю, которую поймал зубами.

— Я не пойду с тобой, — возразил Уайтхед.

— Но мы ждали так долго, — ответил Васильев и тряхнул ветку, словно дал сигнал к последующим действиям.

Дерево всплеснуло ветвями и, как невеста, сбросило свое цветочное приданое. На несколько мгновений всех ослепил вихрь лепестков. Когда они осели на землю, Уайтхед начал различать знакомые лица, ожидавшие его под ветвями. Там стояли люди, приходившие на этот пустырь, к этому дереву, под сень которого их собирал Васильев, чтобы они гнили и стенали здесь. Среди них была и Евангелина; ее раны, аккуратно замаскированные для похорон, теперь были полностью открыты. Она не улыбалась, но шагнула вперед, раскрыла ему объятия и произнесла его уменьшительное имя — Жожо. За Евангелиной показался Билл Той, одетый в вечерний костюм, как в «Академии». Его уши кровоточили. Рядом с ним — женщина в ночной рубашке, ее лицо было содрано от губ до бровей. И множество других, по большей части незнакомых. Женщина, что привела его к картежнику, тоже была здесь, по-прежнему с обнаженной грудью и ужасающей улыбкой. Здесь были солдаты, проигравшие Мамолиану, как Васильев. Один из них поверх дыр от пуль нарядился в юбку. Из-под складок ее торчал член. Саул — или его прогнивший скелет — принюхивался к старому хозяину и ворчал.

— Видишь, как давно мы ждем? — сказал Васильев.

Потерянные лица смотрели на Уайтхеда, их рты открылись. Но никто ни издавал ни звука.

— Я не могу помочь вам.

— Мы хотим успокоиться, — сказал лейтенант.

— Так идите.

— Без тебя нельзя. Он не умрет без тебя.

И тут вор все понял. Это место, уже привидевшееся ему в сауне, существовало внутри Европейца. Призраки были теми, кого он поглотил. Евангелина! Даже она. Наполовину сгнившие останки, они ждали в пустыне между жизнью и смертью, пока Мамолиана не затошнит от жизни. Тогда он ляжет и умрет, а они, наверное, обретут свободу. А до тех пор их губы будут складываться в беззвучное «О» — печальный призыв.