Клайв Баркер - Проклятая игра

Это было грубо, и Марти чувствовал себя грязным ублюдком, пока говорил; но он знал силу сопротивления Кэрис. Если провокация не сработает, у него остается героин. Он присел на корточки, глядя в ее лицо.

— Подумай, Кэрис. Подумай об этой возможности.

Ее лицо стало суровым.

— Ты видел его комнату, — сказала она — Это то же самое, что закрыть меня в сумасшедшем доме.

— Он может и не узнать, — сказал Марти. — Он не готов к такому.

— Я не собираюсь это обсуждать. Дай мне уколоться.

Марти встал, лицо его было вялым. «Не зли меня», подумал он.

— Ты хочешь, чтобы я дал тебе дозу, а потом сидел и ждал, так?

— Да, — сказала она слабо. Затем увереннее: — Да.

— И это все, чего ты стоишь?

Она не ответила. Ее лицо было непроницаемым.

— Если так, зачем ты обожгла себя?

— Я не хотела уходить. Не хотела… пока не увижу тебя еще раз. Не побуду с тобой. — Она дрожала. — Мы не можем его победить.

— Тогда нам нечего терять.

— Я устала, — проговорила она, качая головой. — Дай мне его. Может быть, завтра, когда я почувствую себя лучше… — Она смотрела на Марти снизу вверх, глаза ее, обведенные синими кругами, светились. — Дай мне порошок!

— И ты сможешь все забыть, да?

— Марти, не надо. Это испортит… — Она замолчала.

— Что испортит? Наши последние часы?

— Мне нужна доза, Марти.

— Это очень удобно. И наплевать, что случится со мной.

Он неожиданно понял, что это истинная правда: ей нет и никогда не было дела до его страданий. Он вбежал в ее жизнь, а теперь, обеспечив ее наркотиком, может снова исчезнуть и оставить Кэрис наедине с грезами. Ему захотелось ударить ее. Он отвернулся, чтобы не сделать этого.

За его спиной она сказала:

— Мы оба можем уколоться. Я и ты, Марти, почему нет? Тогда мы будем вместе.

Он долго молчал, прежде чем произнес:

— Никакого героина.

— Марти?

— Никакого героина, пока ты не пойдешь к нему.

Кэрис потребовалось несколько секунд, чтобы осознать дурную весть. Когда-то она говорила ему, что разочарована, потому что ожидала от него грубости. Она слишком рано это сказала.

— Он узнает, — прошептала она. — Он узнает в тот же миг, как только я окажусь рядом.

— Подходи тихо. Ты умеешь. Ты знаешь, что можешь это. Ты умная. Ты очень часто заползала в мою голову.

— Я не могу, — отказывалась она.

Неужели Марти не понимает, о чем он ее просит?

Его лицо скривилось. Он вздохнул и шагнул к своему брошенному на пол пиджаку. Поискал в карманах и нашел пакет с героином. Жалкий маленький пакетик, а наркотик, насколько Марти знал Флинна, явно не чистый. Но это ее дело, не его. Кэрис замерла и уставилась на пакет.

— Все твое, — сказал Марти и бросил ей пакет. Он приземлился на кровать. — На здоровье.

Она по-прежнему глядела на него — теперь на пустую руку. Марти сбил этот взгляд, когда поднял свою грязную рубашку и натянул ее снова.

— Что ты делаешь?

— Я видел тебя под кайфом. Слышал бред, который ты несла. И не хочу запомнить тебя такой.

— Я не могу без этого.

Она ненавидела его; смотрела, как он стоит и лучах позднего солнца с голым брюхом и голой грудью, и ненавидела каждую его клетку. Он шантажировал ее. Так жестоко, так действенно. Это предательство было худшим, что случалось между ними.

— Даже если я соглашусь сделать так, как ты говоришь… — начала она, мысли ее разбегались. — Я ничего не выясню.

Он пожал плечами:

— Слушай, порошок твой. Ты получила, что хотела.

— А как насчет тебя? Чего ты хочешь?

— Я хочу жить. И думаю, это наша единственный шанс.

И это такой хрупкий шанс. Тончайшая трещина в стене, через которую они проскользнут, если удача им улыбнется.

Кэрис взвесила все, даже не понимая, почему допускает эту мысль. В другой день она могла бы сказать: «Ради нашей любви». Наконец она произнесла:

— Ты победил.

Он сидел и смотрел, как Кэрис готовится к предстоящему путешествию. Сначала она вымылась; не только лицо, но и все тело. Она стояла на расстеленном полотенце у маленькой раковины в углу комнаты, а газовая колонка рычала, пока нагретая вода выплевывалась в кувшин. Марти почувствовал эрекцию и устыдился того, что может думать о сексе, когда столько поставлено на карту. Но это глупое пуританство; он должен чувствовать все, что чувствует. Так его научила Кэрис.

Закончив мыться, она натянула белье и футболку. Та же одежда была на ней в доме на Калибан-стрит, заметил Марти: простая и свободная. Кэрис села на стул. Кожа ее покрылась пупырышками. Марти хотел получить прощение, хотел услышать, что его манипуляции оправданны, а Кэрис — что бы ни случилось теперь — понимает: он действует так во имя добра. Но она не сказала ничего подобного. Только произнесла: