Клайв Баркер - Проклятая игра

— Оставь нас в покое.

— Ты обращалась со мной плохо, Кэрис. Я должен наказать тебя. Но я не буду, не буду, если ты выдашь мне своего отца. Разве я многого прошу? Я имею на него право.

Ты знаешь это в глубине своего сердца. Он принадлежит мне.

Она слишком хорошо знала, что нельзя доверять его вкрадчивому голосу. Если Мамолиан найдет Папу, что он сделает с ней? Оставит в покое? Нет, он заберет и ее, как он забрал Евангелину, Тоя и множество других, о которых знал лишь он один. Под это дерево, в это Нигде.

Глаза Кэрис остановились на маленькой электроплитке в углу комнаты. Она поднялась, щелкнув суставами, и нетвердой походкой двинулась туда. Если Европеец уловит ее намерение, тем лучше. Кэрис чувствовала, как он ослабел. Усталый, печальный и рассеянный, он не может сосредоточиться. Однако его присутствие по-прежнему причиняло боль, способную затуманить ее мысли. Лишь дойдя до плитки, Кэрис с трудом вспомнила, чего она хочет. Она заставила свой мозг напрячься. Отказ! Вот в чем дело. Плитка — это отказ! Она сделала шаг в сторону и включила одну из двух спиралей.

— Нет, Кэрис, — сказал Мамолиан. — Это неумно.

Его лицо возникло перед ее мысленным взором. Оно было огромным и расплылось пятном по комнате вокруг нее. Кэрис потрясла головой, чтобы избавиться от него, но лицо не исчезало. Возникла вторая иллюзия: она почувствовала на себе руки, не душившие, а обнимающие, укрывающие. Эти руки укачивали ее.

— Я не принадлежу тебе, — заявила она, борясь с желанием поддаться.

Затылком она услышала песню, чей ритм соответствовал усыпляющему ритму укачивания. Слова были не английские, а русские. Это колыбельная, поняла Кэрис, даже не зная слов. Песня лилась, а она слушала и ей казалось, что вся боль исчезает. Кэрис снова была младенцем в его руках. Мамолиан укачивал ее под эту тихую песню.

Сквозь кружево наплывающего сна ее взгляд уловил какой-то яркий предмет. Она не осознавала, что там такое, но помнила: это нечто важное — сияющая оранжевая спираль. Но для чего? Этот вопрос беспокоил Кэрис и отдалял желанный сон. Она открыла глаза чуть шире, чтобы разобраться со спиралью и ее назначением.

Перед ней была раскаленная плитка, воздух над спиралью дрожал. Теперь Кэрис все вспомнила, и память прогнала сонливость. Она протянула руку к теплу.

— Не делай этого, — советовал голос в ее голове. — Ты причинишь себе боль.

Но она знала лучше. Сон в его руках куда опаснее боли, которая придет через несколько мгновений. Жар был неприятен, хотя кожа только приблизилась к его источнику; в какой-то отчаянный миг Кэрис заколебалась.

— Останется шрам, на всю жизнь, — сказал Европеец, чувствуя ее сомнения.

— Уйди от меня.

— Я не хочу видеть твоих страданий, детка. Я слишком люблю тебя.

Эта ложь послужила стимулом. Кэрис собрала остатки мужества, подняла руку и вдавила ладонь в электрическую спираль.

Европеец подал голос первым: Кэрис услышала, как взвился его вопль за секунду до ее собственного крика Она отдернула руку от плитки, когда в ноздри ударил запах паленого мяса Мамолиан уходил из нее; она ощущала его отступление. Она почувствовала облегчение всем телом. Затем пришла боль и наступила темнота. Кэрис совсем ее не боялась — это безопасная темнота. Его в ней не было.

— Ушел, — сказала она и потеряла сознание.

Она очнулась меньше чем через пять минут, и в первый миг ей показалось, будто она сжимает в руке пригоршню лезвий.

Кэрис медленно прошла к кровати, положила на нее голову и сидела так до тех пор, пока сознание не стало абсолютно ясным. Потом она собралась с силами и поглядела на свою руку. Рисунок кольца был выжжен на ладони очень ясно — спиральная татуировка. Кэрис встала и пошла к раковине, чтобы сунуть руку под холодную воду. Это немного уменьшило боль. Рана оказалась не слишком серьезной, хотя отпечаток останется на долгие годы: рука продержалась на плитке в тесном контакте с кольцом не более двух секунд. Кэрис обернула ее одной из футболок Марти, затем вспомнила, что ожоги надо оставлять открытыми, и снова разбинтовала. Обессиленная, она легла на кровать и стала ждать, когда Марти принесет ей частицу блаженного острова.

Ребята преподобного Блисса целый час провели в задней комнате дома на Калибан-стрит, предаваясь грезам о Потопе. За это время Мамолиан отправился на поиски Кэрис, нашел ее и был изгнан. Но он обнаружил местонахождение дочери Уайтхеда, а еще выяснил, что Штраус — тот, кто так глупо вел себя в Святилище, — ушел за героином для девушки. Пора, думал Европеец, забыть о сострадании.