Клайв Баркер - Проклятая игра

«Не тревожьтесь. Поднимайтесь. Спрячьтесь во мне. Скройтесь во мне».

Марти поборол искушение. Кэрис повернулась к нему:

— Это Брир, — выдохнула она.

Убийца собак был на кухне. Марти слышал его шаги, чувствовал его запах. Кэрис постучала пальцем по рукаву Марти и кивнула на дверь с засовом под лестничным колодцем. Погреб, понял он. Мертвенно-бледная во мраке, девушка указывала вниз. Он кивнул.

Брир напевал, занимаясь каким-то делом. Странно, что он счастлив, этот хромой душегуб; так удовлетворен, что начал петь.

Кэрис сдвинула засов на двери в погреб. Ступени, тускло освещенные светом из кухни, вели в глубокую яму. Запах дезинфекции и деревянных стружек — здоровый запах. Они поползли вниз, вздрагивая от каждого скрипа каблука, от каждого треска ступеньки. Но Пожиратель Лезвий был слишком занят, чтобы слышать их. Никаких признаков погони. Марти закрыл дверь погреба — он отчаянно надеялся, что Брир не заметит снятого засова, — и прислушался.

Время от времени слышался шум текущей воды, затем звяканье чашек, может быть, чайника: чудовище заваривало ромашковый настой.

Чувствительность Брира притупилась. Летняя жара сделала его вялым и слабым. Его кожа воняла, волосы выпадали, желудок не переваривал пищу. Нужны каникулы, решил он. Как только Европеец найдет Уайтхеда и казнит его — вопрос нескольких дней, — Брир поедет любоваться северным сиянием. Конечно, ему придется оставить гостью (он чувствовал ее близость в нескольких футах), но к тому времени она потеряет всякую привлекательность. Он стал ветреным, а красота недолговечна. Две недели или три при холодной погоде — и весь их шарм растворяется.

Он сел за стол и налил чашку ромашкового отвара. Аромат, когда-то радовавший его, стал слишком слаб для его забитого носа, но он пил его для поддержания традиции. Потом он поднимется к себе, посмотрит любимые сериалы, может быть, заглянет к Кэрис и поглядит, как она спит; вынудит ее, если она проснется, помочиться в его присутствии. Погрузившись в эти мечты, он сидел и потягивал свой чай.

Марти надеялся, что Брир уберется к себе с отваром и откроет им проход к задней двери, но тот явно решил пока оставаться внизу.

Марти отступил в темноте к Кэрис. Она стояла за ним, дрожа с ног до головы, как и он сам. Глупо, что он оставил фомку, свое единственное оружие, где-то в доме. Вероятно, в комнате Кэрис. Если придется встретить Брира лицом к лицу, он окажется безоружным. Еще хуже, что они теряют время. Сколько еще Мамолиан пробудет вне дома? От этой мысли его сердце дрогнуло. Касаясь рукой холодного кирпича стен, он скользнул ниже мимо Кэрис в глубину погреба. Может быть, здесь есть какое-нибудь оружие. Или даже — надежда надежд! — выход из дома. Но света было очень мало. Он не видел щелей, за которыми мог бы скрываться люк или угольная яма. Уверившись, что ищет дверь не в том направлении, Марти зажег фонарь. Погреб был не совсем пустым. Разделяя его на две части, как ширма, посередине висел брезент.

Он протянул руку к низкому потолку и направился к ширме осторожным шагом, цепляясь за трубы на потолке. Отдернув брезент, Марти направил за него луч фонаря. Он почувствовал, как его желудок подпрыгнул к горлу, и подавил крик за секунду до рождения.

В ярде или двух от него стоял стол. И за ним сидела девочка. Сидела и глядела на Марти.

Он зажал пальцами рот ребенка, чтобы успокоить ее, прежде чем она поднимет шум. Но нужды в этом не было. Девочка не шелохнулась, не издала ни звука. Взгляд ее не был взглядом слабоумного человека. Ребенок мертв, понял Марти. На теле девочки осела пыль.

— О боже, — произнес он очень спокойно.

Кэрис услышала. Она повернулась и шагнула к началу лесенки.

— Марти? — шепнула она.

— Не подходи, — ответил он, не в силах оторвать глаз от мертвой девочки.

Кроме нее, там было и другое, за что мог уцепиться глаз. На столе перед девочкой лежали вилки и ножи, стояла тарелка; салфетка заботливо развернута на коленях. На тарелке мастер мясник тонко нарезал мясо. Марти обогнул стол, пытаясь уйти от взгляда покойницы. Он задел салфетку, и она провалилась между ног девочки.

Явились два кошмара, два грубых братца, один за другим. Салфетка прикрывала место на внутренней стороне бедра девочки, откуда и было вырезано лежавшее на тарелке мясо. И в тот же миг второе понимание: он сам ел такое мясо на приеме в поместье Уайтхеда. На вкус оно было нежнейшим, и Марти опустошил тарелку.

Его затошнило. Он выронил фонарь, пытаясь побороть дурноту, но это было выше его сил. Горькая вонь желудочной кислоты наполнила погреб. Марти не мог ее утаить; чтобы избавиться от этой грязи, нужно извергнуть ее и ответить за последствия.