Рик Янси: Монстролог

С момента моего ухода в лаборатории ничего не изменилось: Доктор все так же стоял, опершись о перила, а старик сидел, трясясь, на табурете. Я поднес ему чашку чаю, и он с благодарностью приник к ней.

– О, меня до сих пор холод пробирает до костей! – простонал он.

– Да, весна нынче холодная, – заметил Доктор.

Мне бросилось в глаза, что его томит присутствие старика. Он жаждал немедленно начать действовать.

– Я не мог просто взять и оставить это там, – объяснял старик. – Просто прикрыть обратно и бросить? Нет, нет. Во мне все же больше уважения. Во мне есть страх Божий. И страх перед Вечным Судом! Преступление, Доктор! Отвратительное, гадкое преступление! Так что как только я собрался с духом, я с помощью лошади и веревки вытащил их из ямы, завернул… и привез сюда.

– Ты правильно поступил, Эразмус.

«Есть только один человек, который знает, что с этим делать, – подумал я. – Простите меня, но вы, конечно, знаете, что говорят про вас и про невероятные вещи, происходящие в этом доме. Только глухой не слышал о Пеллиноре Уортропе и доме на Харрингтон Лейн!»

– Тогда мне просто повезло, что ты не глухой, – сухо сказал Доктор.

Он подошел к старику и положил обе руки ему на плечи:

– Даю тебе слово, что буду молчать обо всем этом, Эразмус Грей. И, надеюсь, ты тоже. Я никому не расскажу о твоей причастности к этому «преступлению», как ты его называешь, и я уверен, ты будешь держать рот на замке относительно меня. Теперь возьми вот это – тебе на нужды…

Доктор достал из кармана несколько купюр и вложил их в руку старика.

– Не хочу, чтобы ты подумал, будто я тебя выставляю, но каждая минута, проведенная здесь тобою, ставит под угрозу твою жизнь и мою работу. И то, и другое важно для меня, хотя одно, возможно, немного важнее другого, – добавил он с натянутой улыбкой и обернулся ко мне: – Уилл Генри, проводи нашего гостя до дверей.

Он снова посмотрел на Эразмуса Грея:

– Сэр, вы оказали неоценимую услугу науке.

Казалось, старика больше заинтересовал денежный эквивалент неоценимой услуги, так как он, открыв рот, во все глаза рассматривал деньги, вложенные в его все еще дрожащие руки. Доктор Уортроп помог ему подняться на ноги и настойчиво подвел к лестнице, одновременно напоминая мне не забыть запереть заднюю дверь и найти свои ботинки.

– И не возись там долго, Уилл Генри. У нас тут работы на всю ночь. Пошевеливайся!

Старый Эразмус Грей еще потоптался на пороге, положив грязную руку мне на плечо, а другой крепко сжимая потертую соломенную шляпу. Его слезящиеся глаза вглядывались в туман, теперь уже полностью поглотивший и лошадь, и телегу. Только лошадиное фырканье да тихий стук копыт о булыжник свидетельствовали о том, что животное все еще ждет.

– Зачем ты здесь, мальчик? – спросил старик неожиданно, сжав мое плечо. – Не детское это дело.

– Мои родители погибли при пожаре, сэр, – ответил я. – Доктор взял меня к себе.

– Доктор, – эхом повторил Эразмус. – Все называют его так, но что именно он за доктор?

Доктор абсурдного и нелепого, мог бы ответить я. Доктор необъяснимого и странного. Доктор невыразимого. Вместо этого я выдал ему тот же ответ, который сам получил от Доктора вскоре после того, как стал жить в доме на Харрингтон Лейн.

– Философии, – сказал я не очень уверенно.

– Философии! – воскликнул старик приглушенно. – Не так бы я это назвал, уж точно – не так.

Он нахлобучил шляпу на голову и побрел в тумане, пока тот не поглотил его.

Несколькими минутами позже я спускался вниз по лестнице в подвал, в лабораторию. Я уже запер дверь и нашел ботинки, после нескольких минут лихорадочных поисков обнаружив их ровно там, где и оставил прошлым вечером. Доктор тем временем ждал меня у подножия лестницы, нетерпеливо барабаня пальцами по перилам. По всему было видно, что «пошевеливался» я, по его меркам, плохо. Что до меня, то я не слишком стремился приступить к предстоящим делам. Уже не в первый раз кто-нибудь подкатывал к задней двери нашего дома среди ночи с жутким грузом, хотя сегодняшний, надо признать, был самым громоздким за все время моего проживания у Доктора.

– Ты запер двери? – спросил он.

Я снова отметил лихорадочный румянец на его скулах, слегка прерывистое дыхание, едва заметную дрожь в голосе. Я ответил, что да, запер. Он кивнул.

– Если то, что он говорит, правда, Уилл Генри, если меня не одурачили (что случилось бы не в первый раз), то это потрясающая находка. Идем же!

Мы заняли свои места: Доктор – у стола, на котором лежал огромный сверток в заляпанной грязью мешковине, я – позади и немного справа от него, у столика на колесах, на котором расположились инструменты. Карандаш и записная книжка также были наготове. Рука у меня немного тряслась, когда я писал число на верху страницы – 15 апреля 1888 года.