Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

— Пожалуй, в этом доме следует сделать систему внутренней радиотрансляции, — заметил Сергей. — Тогда Феликс сможет регулярно обращаться ко всем с речами.

— А тех, кто посмеет выключить у себя репродуктор, — арестовывать и сажать в подземелье, — добавил Стюарт.

— И еще нужно напечатать полный литургический календарь и приколотить его к стене на кухне, — не унимался Сергей.

Феликс, совершенно не задетый этими шутками, добродушно рассмеялся.

— Должен заметить, — сказал он, вновь подняв бокал, — что наши первые рождественские праздники, которые мы встречаем в Нидек-Пойнте, прошли замечательно. Мы сами делали подарки и получали подарки, причем совершенно неожиданные. С нами вновь наш старый и дорогой друг Хокан. И Джейми, Кристина, Лоррейн, вы все оказались здесь, — да, и ты, Беренайси, — как драгоценные подарки нашему любимому Ройбену и его глубокоуважаемому отцу Филипу, и всем обитателям этого дома. Мы с радостью приветствуем вас.

Раздались аплодисменты, приветственные возгласы; Лоррейн, Джейми и Кристина получили множество поцелуев.

— И помолимся за Джеймса, — продолжил Феликс. — За то, чтобы Джеймс как можно скорее живой и невредимый вернулся домой.

После этого все общество перешло в большой зал, где были а-ля фуршет сервированы кофе и десерты.

Примерно через час почти все разошлись — спать, читать, смотреть телевизор; кто знает, чем мог пожелать заняться каждый из обитателей Нидек-Пойнта? И хотя в каминах, как всегда, гудело пламя, дом внезапно показался темным и пустым. Ройбен ушел в библиотеку, сел за компьютер и принялся составлять список многочисленных мотелей и гостиниц, которые намеревался лично посетить завтра. Там его и отыскал Феликс.

— Не тревожься о своем брате, — сказал он, улыбнувшись.

— Почему вы так уверенно это говорите? — спросил Ройбен. — Вы же, пожалуй, единственный из всех моих дорогих друзей, никогда не говорите впустую.

— Я знаю, что с ним все будет в порядке, — ответил Феликс; в его темных глазах сверкнул огонек. — Знаю, и все. Чувствую. — Он допил остатки вина и поставил пустой бокал на край стола. — Чувствую, — повторил он. — Ничего больше сказать не могу, но знаю, что с твоим братом сейчас все в порядке. И что бы ни случилось с ним, когда он узнает о детях, все будет хорошо. А у них теперь все гораздо лучше, чем было прежде, когда они не знали любви и заботливой поддержки твоей семьи.

Ройбен лишь улыбнулся, не зная, что на это ответить.

— Спокойной ночи, мой мальчик, — сказал Феликс. — А я, пожалуй, отнесу бокал в кухню. Меня очень раздражает, когда люди бросают посуду где попало!

— А в лесу с моим отцом все было в порядке?

— В полном, — кивнул Феликс. — И все равно очень хорошо, что ему довелось попасть на пир Двенадцатой ночи. У морфенкиндеров есть инстинкт охоты на людей. Думаю, что до тех пор, пока этот инстинкт не получил хоть какого-то удовлетворения, молодой морфенкиндер не сможет полностью оценить прелести развлечений в лесу.

— Спасибо вам, Феликс, — сказал Ройбен. — Спасибо за все.

— Не за что. И не будем об этом говорить. А я, пожалуй, прогуляюсь и навещу твоего отца.

Ройбен долго сидел, погруженный в раздумья. Потом открыл в текстовом редакторе чистую страницу и начал печатать.

«Я умер в возрасте двадцати трех лет; церковь называет тот период, когда это случилось, Рядовым временем. И теперь, когда снова наступило Рядовое время, я решил составить описание моей жизни с тех пор по сегодня». И он целый час писал, лишь изредка приостанавливаясь на считаные секунды, пока не получилось пятнадцать страниц через два интервала. «Таким образом я перешел из рядового, ужасно рядового, постыдно рядового состояния — безотносительно к Рядовому времени — в полный чудес мир поразительных предвкушений и откровений. И, хотя место в этом новом мире мне уже отведено, мое будущее в моих руках, и я должен слепить его несравненно разумнее и тщательнее, чем до сих пор готовил и совершал все свои поступки.

Закончив, он выпрямился и посмотрел в дальнее окно, как всегда в последние недели покрытое серебряными крапинками дождя. И подумал, вздохнув: «Нет, нисколько это меня не отвлекло. И если он лежит сейчас, мертвый, на полу номера в каком-нибудь мотеле… это я убил его. Я убил. Сначала я убил его душу, а потом и тело. И он только первая жертва в моей семье из-за того, что я стал тем, кем стал. И если я хоть намеком выдам эту тайну хоть одному живому существу, не являющемуся одним из нас, то, скорее всего, окажусь и его убийцей. А такого быть не должно».