Энн Райс - Дар волка. Дилогия (ЛП)

— Да, хотя в мире имеется немало людей, имеющих другие корни, но так же способных видеть духов. Кельтская кровь — важная, но всего лишь одна из составляющих. Я вижу духов. В начале жизни не видел, но с некоторого момента у меня появилась такая способность. И теперь я, случается, вижу их еще до того, как они начинают воплощаться, чтобы вступить в общение.

— Давайте все же вернемся к делу, — вмешался Феликс. — Мы не знаем, что на самом деле происходит, когда человек умирает. Нам известно, что часть душ или духов отторгаются телом или освобождаются от тела, куда-то уходят, и никто о них ничего больше не слышит. Известно, что некоторые становятся призраками. Известно, что некоторые из них пребывают в полнейшем непонимании окружающего и зачастую не способны видеть не только нас, но и друг друга. Но Лесные джентри видят всех призраков, всех духов, все души и, более того, способны общаться с ними.

— В таком случае пусть приходят, — сказал Ройбен. — Они должны помочь ей.

— Да неужели? — саркастически усмехнулся Маргон. — А что, если где-то там существует Творец вселенной, который и распоряжается жизнью и смертью? Что, если Он не желает, чтобы эта бесплотная нежить болталась тут, набиралась могущества, устанавливала связи с себе подобными, дабы поставить свое персональное существование превыше великого порядка вещей?

— Ты, конечно, имел в виду нас, не так ли? — ответил Феликс. В его голосе угадывалось напряжение, но внешне он был спокоен. — Ты только что довольно точно описал нас. Но кто может утверждать, что в порядке вещей, установленном Творцом вселенной, эта, как ты выразился, бесплотная нежить не наделена каким-то божественным предназначением?

— О, ну, конечно, конечно… — устало произнес Маргон.

— Но кем же считают себя сами Лесные джентри? — поинтересовался Стюарт.

— Я давно уже не спрашивал их об этом, — сознался Маргон.

— В некоторых частях света они утверждают, что происходят от падших ангелов, — сказал Феликс. — В других — что их прародителем был Адам еще до появления Евы. Интересно, кстати, что у этого народа по всему миру есть бесчисленное множество подобных преданий, но во всех имеется один общий мотив: они не потомки людей, а совсем иная раса.

— Об этом писал еще Парацельс, — вставил Ройбен.

— Писал, — кивнул Феликс, с грустной улыбкой взглянув на Ройбена. — Ты совершенно прав.

— Но, как бы ни было на самом деле, они способны принять к себе Марчент.

— Да, — снова вмешался Маргон. — Они постоянно так поступают — если какой-то дух недавно умершего человека вызывает у них интерес, кажется им необычным и сильным, они приглашают его в свое общество.

— При обычных обстоятельствах им, для того чтобы обнаружить устойчивого блуждающего духа, требуется несколько веков, — сказал Феликс. — Но сейчас они пришли по моему приглашению, и я попрошу их отыскать и приютить Марчент.

— Похоже, я видел их во сне, — сказал Ройбен. — Однажды мне приснилось, что Марчент бежит по темному лесу, а вокруг другие духи, которые пытаются подойти к ней, как-то успокоить ее. Думаю, именно так и было на самом деле.

— Что ж, раз я не могу этому воспрепятствовать, то придется согласиться, — устало сказал Маргон.

Феликс поднялся.

— И куда же ты собрался? — спросил Маргон. — Они здесь. Можешь просто попросить их явиться.

— Но разве пристойно приглашать Лесных джентри в дом Ройбена, развалясь в кресле?

Он сложил ладони перед грудью, словно молился.

— Элтрам, добро пожаловать в дом Ройбена, — ровным голосом произнес он. — Элтрам, приглашаю вас в дом нового хозяина этого леса.

15

Что-то в атмосфере помещения изменилось, потянул легкий ветерок, заставивший задрожать огоньки свечей. Лиза еще прямее вытянулась возле стены и, не отрываясь, смотрела на дальний конец стола. Сергей откинулся в кресле и вздохнул; на его губах играла улыбка, как будто все происходившее изрядно забавляло его.

Ройбен, а за ним и Стюарт взглянули туда же, куда смотрела Лиза.

Там, в тени, вырисовывался какой-то неясный пока что образ. Казалось, будто сгущалась сама темнота. Язычки пламени вновь неподвижно повисли над фитилями. А в торце стола начала постепенно проявляться человеческая фигура — сначала как не очень четко оформленный силуэт, затем обрела цвет и в конце концов сделалась объемной и вполне живой.

Это был крупный, немного выше Ройбена, сухопарый мужчина с крупной головой, покрытой шапкой блестящих черных волос. Костяк тела казался чрезмерно массивным, зато лица — рельефным и привлекательно симметричными. На фоне темной, цвета жженого сахара, кожи выделялись крупные миндалевидные и, как ни странно, зеленые глаза. Эти глаза светились на темнокожем лице, придавая их обладателю несколько маниакальное выражение, которое усугублялось густыми прямыми бровями и чуть заметной улыбкой на полных чувственных губах. Волнистая шевелюра над высоким гладким лбом была настолько густа, что длинные локоны, обрамлявшие лицо, лежали на плечах. Мужчина был одет в рубашку и брюки из светло-бежевой замши, схваченных очень широким темным кожаным ремнем с пряжкой в виде человеческого лица.