Джозеф Финк - Добро пожаловать в Найт-Вэйл

Процедура закрытия заведения завершилась. Если честно – а Джеки пыталась быть честной, – она искала повод не уходить. Если честно, а она старалась быть честной, пол, например, был довольно чисто вымыт. Джеки посмотрела в окно. Низко висевшие над пустыней светящиеся пузыри исчезли. Не осталось ничего, кроме далекого самолета, медленно ползущего по небу, и его тусклых красных огней-маячков, своим мерцанием отбивавших сообщение:

«ПРИВЕТ. ЗДЕСЬ КРОХОТНЫЙ ОСТРОВОК ЖИЗНИ, СОВСЕМ РЯДОМ С КОСМОСОМ. МОЛИТЕСЬ ЗА НАС. МОЛИТЕСЬ ЗА НАС».

Листок был у нее в руке.

«КИНГ-СИТИ», – было написано на нем.

Джеки впервые испытала страх и не знала, что это такое.

Впервые за долгое время она пожалела, что у нее нет друга, которому можно позвонить. В школе друзья у нее были, она это знала, хотя о самой школе у нее сохранились смутные и спутанные воспоминания. Никто из ее друзей не остановился на отметке в девятнадцать лет. Они взрослели и жили своей жизнью. Они старались поддерживать с ней контакт, но это оказалось нелегко, потому что они делали карьеру, растили детей и выходили на пенсию, а Джеки так и оставалась девятнадцатилетней.

– Так тебе до сих пор девятнадцать? – спросила Ноэль Коннолли, когда они в последний раз разговаривали по телефону. В ее голосе слышалось явное неодобрение: – О, Джеки, ты когда-нибудь думала, чтобы взять и стать двадцатилетней?

Они дружили с тех пор, как за два года до окончания школы вместе начали заниматься испанским, но когда Ноэль наконец-то задала Джеки этот вопрос, ей уже исполнилось сорок восемь, и говорила она с Джеки тошнотворно-покровительственным тоном. Джеки так ей и сказала, и тон Ноэль сделался открыто снисходительным, после чего они обе швырнули трубки и с тех пор никогда не разговаривали. Взрослеющим и стареющим людям кажется, что они такие мудрые, подумала Джеки. Словно время вообще ничего не значит.

Пока она стояла, сжимая в руке листок бумаги, само собой включилось радио. Оно всегда включалось в это вечернее время. К ней обратился Сесил Палмер, ведущий городского радио Найт-Вэйла. Новости, городской календарь, ситуация на дорогах.

Когда могла, Джеки слушала Сесила. Его слушал почти весь город. Дома у нее был радиоприемник всего около полуметра в ширину и почти полметра в высоту («не больше 6 килограмм!») с перламутровой рукояткой и острокрылыми орлами с раскрытыми клювами, вырезанными в верхних углах.

Радиоприемник подарила ей мама на ее случившийся когда-то давным-давно шестнадцатый день рождения, и он остался одной из любимых вещей Джеки вместе с коллекцией пластинок, которые она никогда не слушала, потому что еще не обзавелась лицензией на владение проигрывателем.

Сесил Палмер сообщал об ужасах повседневной жизни. Почти в каждой передаче говорилось о неминуемой беде или смерти, а то и о чем похуже – о долгой жизни, прожитой в страхе перед бедой или смертью. Не то чтобы Джеки хотелось узнать все плохие мировые новости. Ей просто очень нравилось сидеть в окутанной мраком спальне, завернувшись в одеяла и невидимые радиоволны.

Всем известно, что жизнь полна стрессов. Это верно всегда и везде. Но в Найт-Вэйле стрессов куда больше. В тени кроются какие-то штуки. Не плоды взволнованного ума, а в буквальном смысле Штуки, и в буквальном смысле скрывающиеся в тени. Заговоры таятся за каждой витриной, под каждой улицей и в каждом стрекочущем в вышине вертолете. И всему этому сопутствует банальная трагичность жизни. Рождения, смерти, приходы, уходы, предвзятость и бравада в отношениях между нами и всеми, кто нам небезразличен. Все есть печаль, как однажды сказал кто-то, кто не особо пытался что-то изменить.

Но когда говорил Сесил, об этом можно было забыть хотя бы на время. Забыть о заботах. Забыть о вопросах. Забыть о том, что можно забыть.

Однако листок бумаги не позволил Джеки забыть о нем. Она разжала кулачок и смотрела, как он падает на пол. Листок лежал на полу, а она продолжала смотреть.

– Дыц-дыц-дыц, – произнесла чистая оборотная сторона листка, но не буквально, а словно в речевой выноске комикса.

Джеки продолжала смотреть, бумага лежала на том же месте, но когда она моргнула, листок снова вернулся в руку.

«КИНГ-СИТИ», – сообщали буквы на нем.

– Это ни о чем мне не говорит, – сказала Джеки, не обращаясь ни к кому в особенности – ни к собакам, ни к Штуке, затаившейся в углу.

Она попыталась позвонить на радиостанцию Сесилу и выяснить, слышал ли он что-нибудь о мужчине в светло-коричневом пиджаке с чемоданом из оленьей кожи в руках. Она не припоминала, чтобы Сесил в эфире говорил о ком-то схожем с этим описанием, но попробовать стоило.