Ксения Таргулян - Корабль уродов

У меня душа ушла в пятки от того, как исказилось его лицо при этих словах.

— Да что не так? — прошептала я, беря его за руку — рука дернулась в бессознательной попытке отстраниться от меня, но он сдержал этот порыв и через силу улыбнулся мне — отчего мне стало еще более неуютно.

— Просто, — он облизнул губы, глядя на меня широко распахнутыми немигающими глазами. — Это означает, что… ты была совсем ребенком. Я думал, тебе никак не меньше шестнадцати, — он запнулся, словно ему перехватило дыхание, и опустил взгляд. — Выходит, я совратил тебя.

— Совратил? — я будто попробовала слово на вкус — и оно оказалось из ряда вон. — Да у нас же ничего не было.

Он сверкнул глазами:

— Я бы не назвал те поцелуи «ничем».

— Я бы тоже, Лени! Я!.. Они очень много для меня значили, правда, ты не представляешь, сколько я их вспоминала, — я закрыла глаза, чувствуя, как заливаюсь краской. — Но… «совратил»? «Была ребенком»? Нет, Лени. Иначе бы ты не воспринимал меня как девушку, не так ли?

Он оставался мрачен и в чём-то винил себя.

— Слушай, да что значат эти цифры? Я уже в одиннадцать лет неплохо так целовалась с Джеком и…

— Что?

Что-то во мне оборвалось — и в нём, кажется, тоже.

Мы с ужасом смотрели друг на друга. Его взгляд постепенно чернел и пустел, наливаясь ревностью — а я чувствовала, как к глазам подступают слезы. Потом — через эти слезы — я разозлилась и фыркнула:

— И что ты притворяешься, что не видел нас и не знал? Ты вообще женат!

Еще две или три секунды он пронзал меня страдальческим взглядом, но затем мои слова подействовали, и он отвел глаза.

Но на меня уже нашел кураж, и я не спешила останавливаться:

— Ты же и любишь ее, небось — раз женился! Спишь с ней каждую ночь, да, как подобает порядочному мужу? Сейчас со мной, а через полчаса с ней, да?!

— Если тебя это успокоит, — пробормотал он, не глядя на меня, — я женился по залету.

Я внутренне побушевала еще немного, да и затихла — мне было слишком страшно потерять его еще раз.

Мы долго молчали, каждый думая о чём-то своем. Слышался шум ноябрьского ветра за окном, телевизор в соседнем номере… Мой взгляд блуждал по его красивым рукам с квадратными ногтями, по мягкому полосатому свитеру, по светлым волосам…

— А сколько ему лет? — тихо спросил Лени. Я подняла голову. — Джеку, — пояснил он.

Я задумалась на секунду.

— Двадцать пять.

Он взял мою руку и начал перебирать пальцы.

— А как ты думаешь, сколько мне?

Я внимательно посмотрела на его лицо. Он выглядел старше Джека. Вообще, он ужасно постарел за эти четыре года. По лбу пролегли две тонкие вертикальные морщинки, у правого виска вилась одинокая седая прядь, и все грани лица казались тверже, взрослей.

— Тридцать? — осторожно предположила я.

Он печально кивнул:

— Двадцать семь. Все дают больше.

Мы снова замолчали.

Я вспоминала те безумные, накаленные минуты, когда Лени видел нас с Джеком, когда…

О, как много они, видимо, значили для моего будущего — для того, кто я! Страшно подумать, ведь если бы хоть что-то пошло тогда не так — Лени не пришел бы, или не попался кораблистам, или я не заметила бы его, или мне не удалось бы обмануть Джека — и я была бы сейчас совершенно другим человеком. Мало того! Если Джек говорит правду, и его «теракт» — своеобразное извинение передо мной, то это могло бы повлиять на судьбу всего мира!

Но эта мысль мелькнула во мне вспыхнувшим астероидом и угасла, и я нырнула с головой в свое прошлое — в центральный зал Гвоздя.

Эта была наша вторая встреча, и я просто умирала от стыда, представляя, что он должен был чувствовать тогда, и как всё это выглядело с его точки зрения.

За две недели до этого, когда я развешивала по этому самому залу воздушные шарики, я обернулась, чтобы взять скотч — и увидела его. Лени.

Я уже говорила, что это невозможно передать словами. Я даже не буду пытаться подбирать эпитеты или определения.

Просто — бесконечные годы до этой встречи единственным свободным (не связанным, не окровавленным, не орущим, не умирающим) человеком в моей жизни был Джек. И хоть он и был моим женихом, хоть и вел себя со мной весьма развязно, явно собираясь в скором будущем стать мне мужем не только по бумажке — никаких романтических чувств я к нему не испытывала. А романтики мне хотелось, вероятно, как любой девочке в тринадцать лет. К тому же Джек, режиссируя мое развитие, не скупился на любовно-эротические романы.

И вот, посреди этой тьмы, этого затворничества, нарушая все мои представления о том, как должно быть , появляется красивый молодой мужчина, будто не знающий, что здесь он — жертва. Он улыбается, шутит, заигрывает со мной и, в общем, чувствует себя абсолютно в своей тарелке.