Влад Костромин - Змеиный узел

– Прихлопнуть этого дефективного мог любой – у самого руки чесались…

– Вить, ну что ты про покойника так? Знаешь же, что про мертвых или хорошо или никак.

– Прихлопнуть мог любой, но не с такой фантазией, – продолжил отец, – тут простым убийством и не пахнет. Думай, сынку, думай…

– Может, это таджики? – раздался голос из-под стола.

Любой незнакомый человек бы тут вздрогнул, но я прекрасно знал, что мой младший брат Коля любит прятаться под столом. Свисающая почти до пола полотняная скатерть, когда-то украденная отцом, надежно скрывала брата от людских глаз. Он мог часами там сидеть, подслушивая разговоры матери с ее подругами.

– Почему таджики? – насторожился отец.

– Они наркотики продают. Может, Андрей про это узнал и хотел кому-то рассказать, а они его убили.

– Неубедительно, – возразил отец, – если про это все знают, то кому он мог рассказать? Не вяжется.

– А вдруг он, когда пошел за грибами, то что-то увидел, – решил развить версию брата я. – Таджики же возле леса живут, может он в ту сторону пошел?

– Зачем им его тогда тащить почти три километра в то место, где его нашли? Зачем такие зверства творить? Просто стукнули бы камнем и бросили – все бы подумали, что споткнулся и об камень головой.

– Вить, а вдруг у них там обычаи такие, у таджиков? – сказала мать. – Они же люди дикие, решили по-своему прикончить. Или под наркотиками так озверели?

– Ладно, если что, то я эту версию подкину следствию. Заодно, глядишь, и от подозрительных личностей избавимся. Спокойнее будет в деревне. Наркотики – гиблое дело, – затянулся «примой» отец, – ну, выпил водки; ну, мухоморов пожевал, но зачем же в себя что-то колоть?

– Сам ты тоже хорош, – подначила его мать, – полынь да кактусы на спирту настаивать.

– Что ты понимаешь, женщина? Настой полыни это абсент. Его все европейские художники употребляют.

– Известное дело, сначала употребляют, а потом уши себе чекрыжат.

– Ухо, это единичный случай. Надо смотреть на картину в целом.

– И что там, в целом? – вновь раздался голос из-под стола.

– В целом, там рисуют мазню за такие деньги, какие тебе и не снились.

– Прямо из-за абсента рисуют, можно подумать, – продолжала ехидничать мать.

– Как бы то ни было, абсент штука для творчества необходимая. Еще полынь от глистов очень помогает.

– Да в тебе любой глист переварится!

– Это потому, что у меня организм закаленный, – гулко похлопал себя по животу отец.

– А кактусы на спирту?

– Это текила – мексиканская кактусовая самогонка. Тоже штука дорогая. Нам в «ликбезе» негры давали пробовать.

– Вить, ты какую-то буржуазность разводишь.

– Какую буржуазность, дура? Негры это наши младшие братья! Сама со своей йогой развела буржуазию и еще выступает!

Ночью меня мучил кошмар. Андрюха укоризненно смотрел на меня и делал какие-то знаки рукой с торчащим в ней колышком. Я не мог отвести взгляд от потеков запекшейся крови, которую жадно поглощали лесные муравьи. Наконец, я оторвал взгляд от руки – лучше бы я этого не делал – в глаза бросился распоротый живот и сизые петли кишок. Мертвый друг все пытался что-то сказать, но трудно говорить, когда рот набит опилками. Заухал филин и внезапно наступила ночь. Андрей пропал, а на меня навалилась какая-то плоская сущность, накрыла меня и стала душить. С трудом проснулся. Сердце колотилось как после трехкилометрового кросса. Встал с дивана и тихонько прошел в ванную, попить воды. Трясущейся рукой набрал стакан, отпил половину, стараясь не очень стучать зубами по стеклу. Вышел на веранду, надел отцовские сапоги, открыл засов, вышел на крыльцо, спустился во двор.

Тускло светили фонари, лениво звякнул цепью кобель Амур, но голоса подавать не стал. Таинственный ночной сад дышал свежестью, будто окатившей меня водой после душного дня. По лунному небу плыли клочья туч, похожие на распотрошенный ватник. Слегка успокоившись, допил воду. Внезапно на яблоне заухал филин. От неожиданности я выронил стакан. Темная тень бесшумно метнулась с дерева, а сбросившая насевшую на нее тучку Луна заиграла бликами в осколках стакана. Да, Чехову такие ночи и не снились, – подумал я, – скорее Гоголю. За спиной скрипнула дверь. Я осторожно обернулся. Серебрясь лунным светом, стволы темными зрачками пристально смотрели на меня.

– Ты чего посреди ночи бродишь, как лунатик? – спуская курки и опуская ружье, спросил отец.

– Сон плохой приснился… Подышать вышел…

– Андрюха?