Юрий Журавлев - Псы в городе волка

– Не, такая – не интересная! Вот, если бы тебе девка приснилась, сладкая вся такая, – Сашка, зажмурив глаза, вытянул вперёд руки и пощупал там что-то кончиками пальцев, снова расплылся в довольной и счастливой гримасе, – ах!

Калёные каблуки, возвращаясь обратно, тяжело отбивали ритм по глухому дощатому полу, на секунду запнулись возле двери в комнату и та, тихонько всхлипнув петлёй, отворилась. В проёме показалась высокая и худая фигура бригадира. Придерживая рукой упрямо норовившую закрыться перед его лицом покосившуюся дверь, бригадир, подпирая плечом косяк, переводил свой испепеляющий взгляд с одного обитателя комнаты на другого, при этом он нервно покусывал вьющую сизый дымок папиросу, быстро перебрасывая её из одного уголка рта в другой.

– Ну, что, гады, и кто из вас устроил погром на входе и всё крыльцо заблевал? – собирая на переносице брови, грозно вопросил он притихших работяг.

– Горыныч, да ты что, серьёзно? – Сашок присел и хлопнул себя по ляжкам, – Ай, да Лёха! Вот так молодец! Заблевал, говоришь, крыльцо?

– Ну не знаю, кто из вас начудил там, вы выясните тут между собой, да приберите там, а то вонища такая стоит, что за лиманом слышно!

– Да не вопрос, Игорёк! – потирая ладони, подкатил Сашок к бригадиру поближе, – Слушай, у тебя там не найдётся совсем немного, ну, этого, чтобы голову поправить?

– Что толку поправлять то, чего у тебя нету, да и зачем добро зазря переводить?

– Так не я же это, Горыныч! Святая правда! – Сашка вскинул руку ко лбу, готовясь осенить себя крестным знамением, но, увидев, как поморщился бригадир, тут же стал стучать себя в грудь, – Спал, как камень, клянусь, и до ветру даже не ходил!

– Никаких опохмелок! Сейчас тягач должен из посёлка подойти, так вот, чтобы через сорок минут были, как два свежих огурца! И не надо на меня так жалобно смотреть, если плохо, то бери на плечо побойню и похмеляйся ею в кочегарке, всё ясно?

– Жестокий ты человек, Игорь Батькович! – Сашка облизал пересохшие губы, – А чаю-то поднесёшь?

– Хохол, я не жестокий, я – справедливый, а на чай всегда заходите, уже вскипел, наверно! Чего ты, Лёшка, нос повесил? – обратился бригадир к молчаливо разглядывающему грязный пол парню, – Ты там накуролесил?

В ответ Лёшка кивнул головой.

– Сослепу перила снёс, что ли?

– Не, собаки испугался…

– Какой ещё собаки?

– Ну, такой… она ещё на волка или на лайку похожая. Серебристая такая и глаза светлые…

Бригадир уже собрался уходить, но, услышав про собаку со светлыми глазами, снова придержал начавшую закрываться дверь.

– Хаски, что ли, примерещилась? – спросил он Лёшку.

– Почему «примерещилась»? – обиженно возразил парень, – Я почти нос к носу с ней столкнулся.

– Да потому и примерещилось, что не может быть такого! Извели давным давно таких собачек, нету их больше, мифы всё это! – бригадир скоро глянул на свои часы, – Всё, пацаны, полчаса на всё про всё и скоренько, скоренько!

– Горыныч! – протянул к нему руки Сашок, – Ну, будь человеком?!

– Бери кувалду, и дуй с ней котлы разбирать! – донеслись из коридора слова удаляющегося бригадира.

За звуком его шагов медленно затворилась дверь, напоследок пропев петлёй свою протяжную песню.

– Ну, вот, чего он на тебя набросился? – глядя в закрывшуюся за бригадиром дверь, произнёс Сашок сквозь зубы, – Скажи, Лёха, чего это он вдруг старые перила пожалел, один чёрт, тут всё рухнет скоро, – не подопрёшь!

– А что ты это у меня спрашиваешь? Вот задал бы ему сам такой вопрос, он бы тебе враз на все вопросы лично ответил!

– Да, Лёха, чего не говори, а Игорёк – мужик конкретный, завсегда даст ответ по любому вопросу. Видишь ли, Саша Сурьманюк к нему по-человечьи, а он, татарва хренова, говорит, что весь опохмел сегодня будет не где-нибудь с музыкой в ресторации, за столом роскошным, а в пыльной и не менее шикарной кочегарке, на ржавом котле с тяжеленной побойней в руках! Эх, жизнь наша бекова, – нас имеют, а нам – некого! Одна надежда на Зайчика, тот завсегда про товарищей не забывает, должно быть, он скоро сюда с тягачом подтянется.

Сашка наклонился к углу комнаты и извлёк оттуда пару носков, совершенно непохожих друг на друга: один носок был когда-то светлым и длинным, а второй – тёмно серый, и в длину много короче первого, такая разница была явно заметна даже такому, как теперь, невооружённому и не опохмелёному взгляду их хозяина. Сашка поискал в углу глазами, в надежде обнаружить что-нибудь подходящее этой разнопарке, но ни в углу, ни рядом и вокруг, куда он тоскливо взирал, ничего похожего по цвету и размеру не нашёл. Оставалось последнее место, где, вероятнее всего, скрывалась предательская пара, но нагибаться ниже и, стоя на четвереньках, рассматривать ворох тряпья под своей кроватью, сегодняшним утром было выше даже для оставшихся Сашкиных сил.