Юрий Журавлев - Псы в городе волка

Скользя по стене ладонью, стараясь сохранять равновесие и не опускать голову книзу, Лёшка осторожно присел. Свободными пальцами другой руки схватил за пробку пластиковую бутылку, слегка качнул её в сторону, – та ответила ему приятной налитой тяжестью. Медленно выпрямив колени, осторожно отпустил успокоившуюся стену. В голове колготилась единственная мысль: «Хочу в баню!» Лёшка потянул на себя облезлую дверь и ступил в длинный и унылый коридор общежития. Шлёпая босыми ногами по разъехавшимся в стороны, протёртым наполовину своей толщины доскам, он вышел на остатки крыльца, где, жадно глотнув воды из бутылки, засмолил папиросу. Стоя под навесом, неторопливо курил её, горькую, но с утра ещё такую, по-особому притягательно-желанную, выпуская тоненькой струйкой густой дым в сторону громады сопки, нависающей над всем окружающим пространством своей безжизненной округлой вершиной. Сизый дым папироски, отдаляясь, бесследно пропадал, растворяясь в чистом утреннем воздухе всего в паре метров от Лёшкиного носа, совершенно не причиняя сопке никакого ущерба.

– Проклятая гора, да чтобы ты провалилась сквозь землю, или на куски рассыпалась! – зашипел Лёшка сквозь зубы на сопку.

Гася в себе внутреннюю дрожь, Лёшка отшвырнул окурок в сторону, затем поднял бутылку и, скрутив пробку, стал медленно тянуть из горлышка живительную влагу. Наполненный желудок забулькал и в ответ быстро ударил в нос резкой отрыжкой:

– Фуу! – выдохнул и поморщился Лёшка, – Какая гадость! Тьфу! – он зло сплюнул, – Ну и поганое тут место, и угораздило же меня, дурака, сюда по доброй воле приехать! – он замахнулся на сопку кулаком, – Провались, ты, зараза!

Гора дрогнула и зашлась хохотом, беззвучно подпрыгнув на месте. У Лёшки тут же согнулись ноги в коленках, и он почувствовал, как его резко качнуло и потащило куда-то в сторону. Сопротивляясь и теряя равновесие, он попытался выпрямить коленки, но, сделав первый неловкий шаг и не почувствовав под ногой опоры, стал проваливаться вниз. В отчаянной попытке, пальцы судорожно вцепились в старые деревянные перила, и надежда, радостно промелькнувшая в голове, где-то возле затылка, сначала жутко заскрипела и потом, словно выстрел, сухо треснула и рухнула вместе со всей, подточенной временем, конструкцией перил, не выдержавших даже небольшого Лёшкиного веса.

Звук с вершины сопки вернулся быстрее, чем Лёшка успел сообразить, что же такое с ним произошло. Он приподнялся на локтях и, насколько это было возможно, вывернул свою, ничего не понимающую голову в сторону горы, прислушался, и вдруг, неожиданно для самого себя, спросил у неё:

– Ты это чего?

Гора в ответ хранила гордое молчание, и напрасно Лёшка напрягал слух, – вокруг было так же тихо, словно ничего не произошло, лишь где-то глубоко в его организме что-то судорожно сжималось, да в желудке слабо бурлила потревоженная падением жидкость. На всякий случай, Лёшка осторожно подрыгал ногой, – та была на месте, нехотя отозвалась и вторая. По телу густо пробежали мурашки и взъерошили на голове волосы, хотя тело совсем не чувствовало холода. По-очереди подогнув колени, Лёшка встал на четвереньки и попытался уже было подняться на ноги, как вдруг в голову бросился огненный шар и, разлетевшись внутри раскалёнными брызгами, согнул пополам его тощую фигуру, внутри которой всё заметалось в тревожной панике.

– Ыых! – выдохнул Лёшка и, крепко зажмурив глаза, замер, как ныряльщик, что летит с высоты в бездну, в ожидании того момента, когда вода, сильно растянутой плёнкой, со всего размаха, больно хлестанёт его по лицу.

Шар собрался воедино и, сильно толкнув в желудок, попытался выбить его наружу. В ответ Лёшка только сильнее сжал зубы и мысленно попытался откатить этот противный комок куда-нибудь подальше. Шар медленно откатился назад, и не успел Лёшка коротко вдохнуть, как ему снова пришлось сцепить свои зубы, – шар быстро вернулся и, что было силы, врезал Лёшке под дых! Тяжёлая корявая масса подпрыгнула в желудке и, с завидной быстротой и лёгкостью, обдирая своими острыми краями нежные внутренности, покатила наружу, набирая с каждой секундой всё больше и больше скорости.

– Ааыых! – вырвалось из Лёшки вместе с тугой струёй, ударившей в землю, – Тьфу, тьфу! – сплёвывал он тягучую слюну, которая прилипла к верхней губе и никак не хотела отрываться, – Тьфу-у!

Желудок, резко сжимаясь, норовил выскочить через ободранное горло, а Лёшка, согнувшись крючком, хватал открытым ртом короткие порции воздуха, пытаясь утихомирить свой организм, явно пошедший в разнос.